Все закончилось довольно быстро. Мономах предпочел бы поскорее исчезнуть, но не был уверен, что подруга его поймет, — возможно, она рассчитывала на разговор. Он взглянул на часы: время еще есть.
— Владимир Всеволодович, а вы-то как здесь?!
Возглас за спиной заставил его обернуться.
— Могу задать тебе тот же вопрос! — пробормотал он, увидев перед собой Михаила Пака, молодого хирурга из его отделения. Он находился в отпуске, но Мономах спал и видел, как бы вернуть его к работе, чтобы «освоить» побольше квот, да и дать талантливому парню подзаработать, чего уж греха таить.
— Я знал Костю… Вернее, наши матери общаются, ну и мы через них.
— Ясно.
— А вы?..
— Мы с Машей… ну, с его мамой то есть, учились вместе. В меде.
— Правда?
Мономаху нравился Миша: у него отличные руки, что является главным достоинством хирурга, и, что определенно указывает на высокие душевные качества, он сострадателен к больным. Последнее — достоинство крайне редкое, особенно в медицинской среде! А еще Михаил отличался неизменной вежливостью: Мономах ни разу не слышал, чтобы он употребил не то что ругательное, но даже просто грубое слово в общении с коллегами или пациентами, и готов был поклониться его родителям в пояс за такое потрясающее воспитание сына! Пак был одним из немногих в отделении ТОН[5], к кому Мономах обращался на «ты», и все знали о его особом отношении к Михаилу. Ну и плевать, в конце концов, он его ученик, и именно Мономах перетащил Пака к себе, как только стал заведующим отделением.
Тактаров, его вечный враг и соперник, не уставал бухтеть, что коллега, дескать, набирает врачей не по их профессиональным качествам, а по принципу модельной внешности и что пациенты по этой причине рвутся именно в ТОН, а не к Тактарову. Что ж, Севан Мейроян и Михаил Пак, несомненно, парни привлекательные, но, помимо внешности, обладают всем тем, что необходимо больным, — образованием, опытом и умением. Так что не важно, что там себе думает Тактаров!
— Я удивился, увидев тебя, — пробормотал Мономах задумчиво. — Вы с Костей не могли учиться вместе…
— Верно, — кивнул Миша. — Я старше почти на шесть лет.
— Значит, друзьями вы не были?
Парень покачал головой.
— Владимир Всеволодович… — начал было он, но тут к ним приблизились Маша и невысокая, очень стройная женщина неопределенного возраста в элегантном черном пальто и шляпе с небольшими полями.
Не оставалось ни малейших сомнений в том, что она приходится Мише матерью: раскосые глаза, смуглый цвет лица и тонкие восточные черты выдавали в ней представительницу монголоидной расы. Мономаха всегда удивляла невозможность определить возраст кореянок и китаянок: кажется, достигнув тридцатилетия, они перестают стареть, и пятидесятилетнюю или даже шестидесятилетнюю даму не слишком опытный человек, скорее всего, примет за тридцатипятилетнюю. Такой была и мама Михаила Пака.
— Вова, познакомься, — тихо сказала Маша, кивая в ее сторону. — Это Галя, мама Миши.
— Очень приятно, — кивнул Мономах, с интересом разглядывая необычное лицо новой знакомой.
Интересно, она делала блефаропластику — откуда «двойные» веки у кореянки? А еще он не смог обнаружить ни единой морщины на лице Галины Пак, как бы пристально ни вглядывался, а ведь ей, должно быть, за шестьдесят: Мономах знал, что у Миши есть еще старший брат… Может, родила первенца в восемнадцать? Черт, но она все равно выглядит на сорок пять!
— Спасибо, что пришел, — добавила Мария. — Никто из Костиных коллег не пришел, даже его девушка.
— Как странно!
— Только заведующая прислала красивый букет и венок, спасибо ей!
— Говоришь, никто из коллег… — задумчиво пробормотал Мономах. — И даже его подружка?
— Наверняка они поверили отчету патологоанатома и считают моего сына записным наркоманом, да еще и самоубийцей!
— Это не объяснение!
— В смысле?
— Даже если так, что, необязательно приходить на похороны? Костя никого не ограбил и не убил, верно? Тогда почему его коллеги ведут себя подобным образом?
— Сдается мне, твой друг прав, — неожиданно подала голос Галина Пак. — Удивительно, что никто не счел нужным проводить коллегу в последний путь, а ведь Костя проработал в той больнице почти год!
— Ну да… А ты что думаешь? — Маша вопросительно взглянула на Мономаха.
— Ну тут могут быть варианты.
— Какие, например?
— Допустим, они боятся гнева начальства.
— Но она…
— Да, знаю, прислала венок и так далее, но это всего лишь красивый жест, и ничего более! Вдруг она ощущает вину?