— Я хочу сказать… Мне кажется, джентльмены себя так не ведут.
— Ох, Джонни, — говорит Стар, — не будь таким английским.
Он? Английским? Джонатан замирает. Она сказала, что он… Ему нужно присесть. Комната вращается, водоворот закручивается все быстрее и быстрее, и он — в самом центре…
Придя в себя, он обнаруживает вокруг себя целую толпу. Стар, Гиттенс, служитель музея в униформе, неизвестный мужчина с прилизанными черными волосами и навощенными усами. Джонатан лежит на холодном мраморном полу. Кто-то расстегнул ему воротничок. Стар что-то быстро говорит на французском, собеседника Джонатан не видит. Гиттенс смотрит на него с выражением искренней обеспокоенности:
— Вы в порядке, старина? У вас был какой-то приступ.
Джонатан сидит на кровати, опираясь спиной на подушки у изголовья. Да, ему гораздо лучше. В значительной степени благодаря Стар, которая пришла навестить его. Ему приятно то, как она говорит о Гиттенсе.
— Господи, Джонни, он такой зануда! Говорит, и говорит, и говорит! Неудивительно, что ты упал в обморок. У меня самой был соблазн сделать это. Убежден, что он — великий знаток, болтает о технике мазка, а сам так и дышит мне в шею. Quelle horreur![199]
— В какой-то момент я подумал…
— Да как ты мог даже подумать… Посмотри-ка! Да ты же улыбаешься! Ты просто не можешь быть серьезно болен. На самом деле ты уже в порядке. Я права?
— Не знаю, что со мной было.
— Это все путешествие. Я их тоже ненавижу. Вся наша компания на Монпарнасе их ненавидит. И люди с бульвара Сен-Жермен тоже. Хотя, конечно, Ага Хан[200] или еще кто-нибудь всегда путешествуют по воздуху. Слушай, я сказала папе и доктору Гиттенсу, что нам обязательно нужно провести этот вечер вместе. Доктор Гиттенс… Он клянется, что знать не знал, будто мы друзья, а если бы он только знал, и все такое прочее… Я думаю, ему можно верить. В Париже это со многими происходит. С непривычки. Что-то вроде перевозбуждения.
Она покидает Джонатана, давая ему возможность одеться. Когда он повязывает галстук, Гиттенс просовывает голову в дверь и справляется о его здоровье. Они обмениваются несколькими репликами, и к концу беседы Джонатан приходит к мысли, что просто неправильно понял Гиттенса. Насвистывая, Джонатан чистит щеткой пиджак и бережно кладет обручальное кольцо в левый боковой карман. Он чувствует себя спокойным и готовым ко всему.
Стар, одетая потрясающе, ждет в вестибюле. На руках у нее браслеты фоце. Волосы обрамляют лицо, как на рекламной картинке. Она говорит: «Сегодня, Джонни, у нас будет волшебный вечер». Такси везет их мимо ряда оживленных уличных кафе вверх по холму, по направлению к Монмартру. Здесь Париж неожиданно многолюден: торговцы сигаретами, велосипедисты, элегантные дамы, несущие маленьких собачек, горожане всех видов, спешащие по улицам. Этот город не имеет ничего общего с решеткой из пустых переулков, по которым он шел прошлой ночью. Париж переполнен. В нем бурлит жизнь.
Стар просит водителя высадить их на углу и ведет Джонатана по улочке к двери, украшенной красными бумажными фонариками. Через занавеску из бусин они проходят в темный зал с низким потолком. За стойкой мужчины с косичками, одетые в белые куртки с высоким воротом, режут овощи и кидают их на чугунные сковородки. Здесь очень дымно и очень шумно. Столы в полумраке жмутся друг к другу. Джонатан впервые в китайском ресторане.
— Мы действительно собираемся тут обедать? — спрашивает он. Место не кажется ему подходящим для романтического ужина.
— Именно так. И оба закажем чоп суй[201]. Разве это не чудесно?
Джонатан в этом совсем не уверен. В маленьком зале тесно и дымно. Им подают большие бело-голубые чашки с едой, которые так трудно донести до рта, не забрызгав соусом рубашку. Морщинистые китайцы за соседним столом постоянно подмигивают ему и показывают большой палец. Стар, похоже, ощущает себя в своей стихии. Она ест, широко расставив локти, и то и дело широко улыбается. Он улыбается в ответ, нащупывая пальцами коробочку с кольцом. Сейчас?.. Нет. Лучше подождать.
— А теперь, — говорит Стар, когда они снова выходят на улицу, — пришло время для настоящего веселья.
Они подзывают еще одно такси и направляются по рю Пигаль в район низких, полуразрушенных домишек. Почти в каждом из них, похоже, есть бар или кабаре. Пьяные, спотыкаясь, выходят на проезжую часть, а безвкусно одетые проститутки небольшими группами стоят по сторонам дороги, пока их сутенеры в смокингах сидят в машинах, курят и прихорашиваются. Джонатан неосознанно проваливается в более юную версию самого себя. Среди белых лиц непропорционально часто попадаются черные. Джонатана бьет дрожь. Он уже поднялся над прошлым. Кольцо в кармане вот-вот скрепит это печатью. Так почему Стар привела его сюда, в район полукровок? Это кажется ему дурным предзнаменованием.