Когда пришло время отправляться в путь, Моти Лал приказал запереть дом и упаковать ценные вещи в сундуки, чтобы доставить их на конечную станцию железной дороги. Лавочники сидели у своих весов и сплевывали сок бетеля в сточную канаву, показывая друг другу пальцами на имущество убитого кашмирца-ростовщика: ковры, весы. Волы помахивали хвостами, погонщики почесывались. Все было готово. И тогда девчонка отказалась ехать.
Когда Моти Лал ударил ее, она легла на пол и сказала, что покончит с собой. Моти Лал снова ударил ее и сказал, что ему наплевать, что она с собой сделает, но он дал слово ее дяде доставить ее в Агру для бракосочетания. Она сказала, что у нее нет в Агре никакого дяди, а брак ничего для нее не значит, потому что она скоро умрет. Моти Лал бил ее до тех пор, пока у него не заболела рука. Когда ее лицо распухло и зуб зашатался в десне, она сказала, что согласна, но только не на поезде. В конце концов он сдался.
Моти Лал сдался, и теперь он идет по стране, неделя за неделей, пот струится с его лысеющей макушки, в паланкине лежит неподвижная Амрита, и к ней приходят видения. Каждый день, просовывая ноги в пыльные чаппалы[10], он все больше убеждается в том, что это абсурдно. Он, уважаемый человек, занимающий положение в обществе, имеющий аттестат об образовании, тащится по пустыне, как нищий. Каждый день он приседает для утреннего испражнения, и одна и та же мысль всплывает в его голове: ее воля сильнее, чем его воля. Этой девчонке плевать на собственную смерть. Она будто издевается над ним.
Она, все чаще думает Моти Лал, заслуживает того, чтобы ее оставили тут, в холоде и под дождем. Тогда он сможет спокойно сесть на поезд, зная, что все уже позади. Сейчас же его изумляет, что эта дрянная и упрямая девчонка не позаботилась даже о том, чтобы перетащить свою клетку в укрытие, туда, где сухо. Вода хлещет с невиданной силой, вырываясь из неба, как кровь из открытой раны.
Форрестер понимает, что наступил конец света. Вода движется с невероятной скоростью, как будто гигантская рука толкает ее вниз. Она обрушивается на пустыню, ломится сквозь узкие трещины в почве и наконец достигает оврага, где Форрестер стоит на коленях, пытаясь воткнуть колышек от палатки обратно, в раскисшую мокрую почву. Он поднимает глаза, и огромная белая стена возникает перед ним.
— О, Господи… — начинает он. Затем стена поглощает его.
Паланкин раздавлен, как детская игрушка. Амрита улыбается. Верблюды ревут и напрягают мышцы в своих путах, поворачиваясь так и эдак в отчаянных попытках освободиться. Людей и тюки засосало внутрь потока. На мгновение Моти Лал удерживает свой зонтик, стоя очень прямо посреди взбаламученной пены. На его лице — удивление. Затем поток подхватывает его, и зонт скользит прочь по поверхности. Пока легкие Моти Лала наполняются водой, он озабоченно думает о том, как дорого ему обойдется замена зонта.
Затем он тонет.
На этом все должно закончиться. Но маленькие чудеса вплетены в узор каждого крупного события. Форрестеру удается за что-то зацепиться. Белая вода ревет вокруг него, но голова остается на поверхности, рот и нос открыты для дыхания. Когда маленькие руки хватают его за запястья и помогают выбраться из потока, он перестает понимать, что происходит. Его сознание плывет по воле волн.
Он карабкается по склону и, задыхаясь, падает на четвереньки. Постепенно он осознает, что находится в каком-то сухом и темном месте, и поднимается на ноги. Вход в пещеру. Прикосновение маленьких пальцев. Он отшатывается, затем собирается с духом и позволяет кому-то взять себя за руку. Его ведут дальше. Он снова падает, его ноги еще не вполне слушаются приказов. Он пытается дышать медленнее. Когда в темноте вспыхивает огонь, он решает, что уже умер.
Богиня-мать стоит перед ним в отсветах костра. Вид ее ужасен. Ее тело вымазано в грязи. Спутанные волосы свисают на лицо. Она абсолютно нага. Стоя на коленях, он краснеет и отводит глаза, трепеща перед темными кончиками грудей, изгибом живота, маленьким треугольником внизу. Она куда более реальна, чем девушки, населявшие его ночи в горах.
Форрестер понимает: это мираж. Он умер во время потопа. Теперь перед ним какое-то явление, вроде тех, которые обычно вызывают с помощью верчения столов и спиритических планшеток. Но она кажется реальной, эта богиня. Вылепленная потоком из сырой глины. Неужели он ее создал, изваял в бессонные ночи блужданий по пустыне? Такое возможно — если человеку чего-то недостает, он может призвать это «что-то» к жизни.