Остаток дня я потратил на вызов службы вывоза крупногабаритного мусора. Мне пришлось заплатить огромный налог, но вскорости вся жуткая мебель была удалена из квартиры. Все оставшиеся вещи я рассортировал по мусорным пакетам и, заказав такси, вывез всё это в ближайший центр сортировки — мне не хотелось ждать, когда местные мусорщики приедут сами. Тем более, я не знал их графика.
Я понимал, что мне ещё нескоро светит въехать в новый дом, но был готов с этим смириться и пожить некоторое время в квартире приёмных родителей. Несмотря на то, что я продал всю мебель, существовать там было вполне реально и терпимо.
Но перед отъездом у меня оставалось ещё одно дело.
В интернете я нашёл строительную бригаду, работавшую в этом районе страны, и вызвал их представителя для того, чтобы разместить заказ. Пока он ехал ко мне, я нарисовал грубый чертёж квартиры на тетрадном листе и начал думать. К приезду прораба у меня уже был готов приблизительный план, и строитель, внимательно выслушав меня, сказал, что осуществить это вполне возможно, нужны лишь деньги.
Он показал мне различные строительные материалы на своём ноутбуке, и мы потратили на всё это больше двух часов, но я смог за это время высказать свои примерные пожелания насчёт планировки. На этом мы, предварительно обменявшись контактами, распрощались, я оставил ему ключ от дома и уехал назад — в квартиру приёмных родителей.
Там было пусто — лишь матрац, микроволновая печь и письменный стол с компьютером. Вещи я довольно неосмотрительно уже запаковал, так что пришлось разрезать часть коробок, чтобы хотя бы иметь смену одежды на всякий случай.
Учебное время подходило к концу, я приближался к летним каникулам, поэтому пора было подумать над выбором старшей школы, и я принялся за это с неожиданным для самого себя рвением. С моим табелем мне не стоило ни о чём волноваться, кроме того, я уже сделал выбор: моей альма-матер со следующего марта должна была стать Старшая Школа Академи — элитное учебное заведение, расположенное на стыке городов-близнецов Шисута и Бураза.
Мне пришлось съездить туда несколько раз, прежде чем я договорился об обучении. Мне выдали свод правил школы, сняли мерки для формы, взяли с меня взнос за одежду и комплект учебников, а также предоплату за первый семестр. К сожалению, мне снова пришлось прибегнуть к услугам социальной службы: завуч в императивном порядке потребовала, чтобы договор об обучении подписал мой опекун.
К счастью, сотрудник служб оказался не особо любопытным. Он делал свою работу, и всё: у него не было времени на ненужные расспросы или на визиты. Я говорил ему, что всё в порядке, и он полностью удовлетворялся этим ответом.
В разъездах, экзаменах, учёбе, общении со строителями и полупоходном существовании прошла половина лета. В дом Сато Кензабуро — я перестал называть его отцом много лет назад — я въехал в конце июля. С собой у меня был минимум вещей: одежда, книги, компьютер и ещё пара мелочей.
Квартиру я полностью перепланировал, чтобы держаться подальше от того места, где душа моей матери, не выдержавшей мук, рассталась с телом. Теперь половину территории, занимаемой прежде кухней, я отдал на кладовую. От гостиной я решил отказаться: мне она казалась совершенно лишней комнатой в доме, который никогда не видел гостей. Вместо этого я задумал, а бригада воплотила простую планировку: спальня, кухня, кабинет, раздельный санузел.
Все отделочные материалы, технику и мебель я выбирал сам, а усердные строители привозили её и размещали. Это пробило огромную брешь в наследстве, оставленном мне приёмными родителями, и я начал всерьёз подумывать о том, чтобы побыстрее найти работу на новом месте. Но, расположившись, наконец, в сверкающем от чистоты и приятно пахнущем кабинете, я включил свой компьютер и глубоко задумался.
До трагического самоубийства приёмных родителей я считал себя моралистом. Я всерьёз разделял идеалистические взгляды о всеобщем братстве, всеобнимающей любви и так далее. Но на деле оказалось, что моего душевного ресурса не хватило даже для того, чтобы стать для них тем сыном, которого они хотели видеть. В момент, когда я вошёл в комнату и увидел их повешенными, в моей голове что-то щёлкнуло.
Нет никакого идиотского братства, а всеобнимающая любовь — это выдумка китайского философа, который всю жизнь провёл в достатке и счастье. Основа человеческой личности сама по себе гнила и мерзка. Так почему бы не получить с этого выгоду?
Я изучал программирование уже много лет, отточил своё искусство до тонкостей. За монитором компьютера я становился непобедимым богом, способным вершить чужие судьбы так, как мне хотелось. Теоретически я мог взломать любую систему электронной безопасности — вот хотя бы банк.
Найдя в сети одно из кредитных учреждений на Каймановых островах, я зашёл на его сайт.
К примеру, допустим, этот. Наверняка большинство его клиентов — толстосумы, которые скрываются от налогов. Если я возьму чуть-чуть себе — они не обеднеют, да и в полицию обращаться точно не будут — им не захочется афишировать нелегальные вклады, с которых они не заплатили в казну своей страны ни монетки.
Мне очень хотелось пополнить таким образом свой изрядно похудевший бюджет, но, немного подумав, я решил пока не предпринимать ничего настолько рискованного. До поры до времени денег мне хватало, а позже я планировал устроиться тут — так же, как и тогда, когда жил с приёмными родителями в Сенагаве.
Я планировал посвятить всё время, оставшееся от лета, на раскопку информации о том, почему с нами обращались, как с прокажёнными, а также кто такие эти Осана и Айши. Я начал искать данные привычным мне способом — в сети, но не смог отрыть ничего стоящего. Тут жила семья Осана — её глава был главным редактором газеты «Сэйшун», выходившей теперь в онлайн-формате. И Айши — этих я тоже нашёл: вполне среднестатистическая ячейка общества, состоявшая из супружеской пары и сына на год младше меня самого.
Это меня удивило. Ничего особенного, ничего шокирующего, ничего хотя бы привлекавшего взгляд…
Я откинулся на спинку компьютерного кресла и потёр подбородок. Ничего не понимаю… Если нашу семью в прошлом подвергли остракизму настолько безжалостно, что это распространялось даже на меня — на пятилетнего ребёнка, — то история, явившаяся причиной этого, обязательно была громкой, потрясшей всё общество, так что сведения об этом просто должны наличествовать!
Решив не сдаваться, я штудировал всевозможные страницы сети, используя разные сочетания слов для поиска, и через час мне повезло: какая-то женщина по фамилии Басу общалась со своей подругой с помощью системы личных сообщений в социальной сети, и водном из посланий упоминалось следующее: «Хорошо всё-таки, что мы живём в таком спокойном месте! Когда мы с мужем были на раскопках на Филиппинах, это было просто ужасно: после наступления темноты даже выйти страшно! А тут так тихо и прекрасно! Из громких преступлений вообще ничего нет, ну, разве что, то, которое было в восемьдесят девятом — о нём, насколько я помню, постоянно писал тот журналист Сато».
Я несколько раз перечитал это сообщение. Итак, у меня появилась зацепка в виде даты — восемьдесят девятый год. Видимо, поэтому я не смог раскопать никаких электронных данных: тогда компьютеры были совершенно не распространены особенно тут, в провинциальном городке, и пресса — её бумажный вариант — являлась единственным источником новостей.
Значит, нужно было идти туда, где хранились подшивки газет за нужный мне период, — в библиотеку.
И, стоило мне только принять это решение, на меня свалилась ещё одна неприятная новость. В ходе налаживания своей жизни, переезда и покупок я как-то забыл о налоге на наследство. Государство же, в отличие от меня, об этом прекрасно помнило, так что мне пришло уведомление, что они взяли свою часть. В приписке чиновники выражали мне свои искренние соболезнования, а выписка с моего банковского счёта, любезно приложенная к электронному письму, заставила меня громко ахнуть и, отложив пока расследование, активно приняться за поиски подработки.