— Тише вы! — Это снова с соседней койки.
— Но ведь ты понимаешь, чего он от нее хочет?
Мать понимает.
— Ничего ей не сделается… Сумела вон окрутить тебя…
— Она была девушкой, когда мы встретились. Я тебе уже сотню раз об этом говорил.
— Притворилась. Я тебе об этом тоже уже сто раз говорила.
— Мама, сейчас это не имеет абсолютно никакого значения. Завтра, нет, уже сегодня вечером она пойдет к нему. Только бы согласилась.
— Еще бы ей не согласиться! Ради матери, которая столько для нее сделала!..
— Мама согласилась на операцию.
— А деньги?
— Понимаешь, тут такое дело… — Он не знает, как начать, хоть обычно их семейные дела решались просто: он сказал, она сделала. Но тут такое… В конце концов он все же объясняет жене, что от нее требовалось.
— Это тот, с бородой, что подходил к нам в вестибюле?
— Да, еще высокий такой, н-негодяй.
— Идти сегодня?
— Да, вот адрес, это недалеко от Львовской площади…
Жена спокойно идет в ванную. Выходит оттуда в черной, полупрозрачной комбинации. Садится перед трюмо. Стаскивает с волос черную аптечную резинку, стягивавшую «хвостик», делает прическу «ракушка». Подкручивает горячим феном челку. Надевает симпатичный костюмчик, который обычно доставался из шкафа только в материн день рождения. По комнате распространяется запах умопомрачительных духов. Откуда у нее такие? Обращается к мужу:
— У меня нет новых колгот.
Муж злой как собака.
— Может, тебе еще черные чулки на резинках?
— Мне?!
— Сойдут для него и штопаные, пес п-породистый.
Жена надевает колготки с зашитыми дырочками, сапожки, синий плащ, берет маленькую кокетливую сумочку и говорит, прежде чем уйти:
— Встретишь дочку из музыкальной школы.
Он готов разорвать в этом доме все на мелкие кусочки. Все-все. Боже, как он влюбился в эту женщину 10 лет назад! Мать как раз уехала в Трускавец на 45 дней. И тут такая встреча, такое юное дитя! До нее он встречался только с бабами, как говорится, двадцати пяти тире пятидесяти лет, и когда рассказывал о них, то и секунды не думал о женитьбе, чем очень радовал мамашу. А тут эта юная девушка — красивая, бездомная, влюбленная в него до безумия. Так легко было стать для нее Господом Богом. Теперь же она идет к этому зеленоглазому коту, сделав соблазнительную прическу, надев откровенное белье, а он даже лишен права считаться оскорбленным.
Он ждал, что жена вернется домой, глотая слезы, как возвращалась из больниц от матери, если ходила туда без него. Мамаша несколько раз в год ложилась в больницу. Очень любила, чтоб носили передачи и подносили судно. Поэтому сначала мало кто и поверил, что теперь заболела по-настоящему. Он пошел встретить дочку и разминулся с ней. Дочь была уже дома. Села за пианино играть очередные упражнения.
— Да прекрати ты тарабанить! Уши вянут! Бабушка давно говорит, что тебе нужно заниматься рисованием.
— А где мама?
— Пошла к бабушке.
Тут как раз бабушка звонит из больницы. Звонит сама, не посылает злых на нее нянек.
— Еще не вернулась.
— Господи, когда же она придет? Скажи, она хотя бы новые колготы надела? А то ведь село было, село и осталось…
Мать звонила еще дважды.
— Боже мой, Боже мой, мне мука, а ей удовольствие. Я же тебе говорила, кто она такая.
Велела перезвонить в ординаторскую, когда она вернется.
Слышно, как под окнами останавливается машина. Через две минуты жена входит в дом. В глазах не слезы, а радостные огоньки.
— Мама, где ты была? Бабушка звонила…
— Была в гостях, на дне рождения. Я же тебе говорила, ты что, забыл?
— Да, но тебе пришлось поздно возвращаться, почему ты не позвонила, чтобы я встретил? — инсценирует он недовольство.
— Я знала, что меня подвезут. Вот, доченька, тебе передали «Птичье молоко». — Она вынимает из маленькой сумочки пакетик со сладостями, а также картонную коробку, в которую запихнуты штопаные колготы, бросает ее на пол в ванной и говорит мужу: — А ты, что ж ты забыл дать мне бутылку коньяка? Но все обошлось. И все будет хорошо. Другого такого врача больше нет на свете.
Операция прошла успешно. Мать быстро встала на ноги и забыла про страшный диагноз. А главное, Зеленович «ампутировал» определенную часть ее вредности. Она по-прежнему требовала к себе повышенного внимания, но уже не посылала своих домашних разбираться в магазин, если, по ее мнению, ей недовесили 50 грамм масла или сыра, не требовала судно при первом же недомогании и, хоть и оставалась недовольной невесткой как матерью и хозяйкой, но больше не рассказывала всем, что она, мол, «такая». А через два года мать умерла, совсем от другого. Сын настоял на вскрытии, потому что говорили, что Зеленович возвращает часть денег, если пациент уходит в мир иной раньше чем через три года. Но вскрытие показало, что прооперированный Зеленовичем орган был в порядке.