— Унизить — да, чтобы не задирала нос, но границы слов я не переходил и не перейду никогда.
— Драко? — окрик Панси заставил Малфоя выпрямиться.
Гермиона выдохнула. Оказывается, все то время, пока блондин нависал над ней, она не дышала. Малфой вернул на лицо ласковую улыбку и направился к Паркинсон. Панси, подхватив под руку своего суженого, радостно защебетала и утащила его прочь из библиотеки.
Гермиона снова открыла книгу, быстро выписала начатый при Малфое термин и с замиранием сердца достала из сумки чистый пергамент. В её голове уже роились с полтора десятка опытов, которые можно было провести над меткой. Интерес представлял и сам Малфой. Его странную манеру постоянно менять стиль общения Гермиона тоже собиралась изучить для статьи о поствоенном синдроме, которую писала для журнала «Вестник ментальных искусств». Над планом и опросником для Малфоя она просидела почти до вечера. И если план сложился идеально с первого раза и теперь лишь расширялся и ветвился, опросник Гермиона переписывала уже седьмой раз. С учётом того, что Малфой был фактически проигравшей стороной, некоторые вопросы просто невозможно было сформулировать корректно. Наконец, добившись более менее сносного результата, Грейнджер отправилась на поиски своего будущего подопытного.
Искать долго не пришлось: Малфой сидел за столом в комнате для мальчиков и методично исписывал белый лист бумаги. Это тоже была его новая странность — в этом году он писал только на белой бумаге, дорогой перьевой ручкой, пренебрегая пергаментами и гусиными перьями.
Дверь в комнату была распахнута настежь, но Гермиона все равно постучала.
— И снова здравствуй, Грейнджер, — криво улыбнулся Малфой, не прерывая своего занятия. — Пригласить тебя присесть, или ты предпочитаешь выбрать для беседы более публичное место?
— Пригласи, — Гермиона сделала несколько шагов по комнате.
Малфой отложил ручку и встал, жестом указывая на свой стул. Гермиона, чувствуя себя крайне неловко, села на предложенное место. Малфой же, сдвинув книги, уселся на край своего стола.
— Мог бы и не вставать, я тоже умею сидеть на столе, — заметила Гермиона, роясь в сумке.
— Ошибаешься, с моей стороны восседание на столе является мальчишеством и безобидным хулиганством, а с твоей — это было бы вульгарно и пошло. Что несомненно выводило бы меня из себя.
— Ты не только гомофоб, но ещё и сексист? — Гермиона достала два свитка и протянула один из них Малфою.
— Безусловно, и горжусь этим. И тебе, Грейнджер, советую гордиться тем, что ты вызываешь во мне такие чувства.
Малфой развернул свиток и некоторое время вникал в текст, слегка кивая прочитанному. Пару раз на его лице отражалось удивление, но дойдя до последнего пункта, он нахмурился.
— Ты хочешь использовать оборотное зелье для установления степени идентичности? Я категорически против.
— Почему? Если метка — рабочий артефакт, следует установить, будет ли работать идентичная копия.
— А если будет, то что?
— Если будет, то это прорыв в исследовании сложных артефактов.
— Ты считаешь, что метка может быть разумной, но это полностью исключено. Поверь, если бы она была наделена хоть каким-то самосознанием, я бы это заметил.
— Однако, она не исчезла со смертью создателя, и, значит, является артефактом не ниже третьего порядка.
— Не доказано, что метка является артефактом, и даже если она им все же окажется, она никак не может быть выше третьего порядка по той простой причине, что не имеет возможности делать, что ей вздумается, как тот же меч Гриффиндора. Но, даже если бы это было так, до пятого порядка, на котором копии артефакта становятся артефактами, она не допрыгнет никогда. Не говоря уже о том, что эксперимент опасен. Окажись метка артефактом пятого порядка, что, повторю, невозможно, она может не исчезнуть по истечении срока действия зелья.
— Или, сыграв на этом эффекте, мы можем заставить исчезнуть обе.
От её слов на Малфоя снизошла ангельская безмятежность.
— Давить на эмоции в научном споре не культурно, Грейнджер, — ласково произнёс он, вставая.
— Извини, — Гермиона вздохнула. — Но ты не можешь отрицать, что такое возможно.
— Не могу.
— То, что было заколдовано, можно расколдовать.
— Это мило, что ты знаешь о шестом правиле колдовства, но, в случае неудачи, расколдовывать придётся уже двоих.
— Я готова пойти на подобные жертвы. Тем более, что пить оборотное я собираюсь сама. Опять же, если будут хоть малейшие сомнения в том, что метка — это артефакт, этот эксперимент проводить бессмысленно, так что ты зря так беспокоишься.
— Я не беспокоюсь, — голос блондина можно было намазывать на тост вместо мёда. — Я лишь предупреждаю о возможных последствиях.
— В таком случае, могу тебя заверить, что я обдумала и предусмотрела все возможные риски и последствия.
— Хорошо. В конце концов, я лишь предоставляю материал для исследования, — Малфой снова уселся на край столешницы.
— Меньше трагизма. Если бы меня не интересовало твоё мнение, я бы не показывала тебе план.
— Тогда, — оживился Малфой. — У меня есть пара дополнений. И я написал для тебя небольшое эссе на основе моих почти-трёхлетних наблюдений.
Малфой слез со стола и достал из ящика переплетенные тонкой зелёной лентой листы.
— Спасибо. Это очень мило с твоей стороны, — Гермиона пролистала импровизированную тетрадь. В ней было не меньше тридцати листов, исписанных с двух сторон.
Гермиона кинула взгляд на стол.
— Ты подкладываешь разлинованный лист, чтобы строчки были ровными? А я то все думала, почему белая бумага.
— Строчки вкривь и вкось испортят вид, даже если почерк идеален. Кроме того, положение строчек выдаёт эмоциональное состояние.
— Да, об этом я знаю. Кстати, а ты пробовал писать шариковой ручкой?
— Я смотрел на них в одном магловском магазине летом, но не понял, каким образом они заполняются чернилами, — Малфой прислонился к стене спиной, сосредоточенно вспоминая что-то.
— Они уже заполнены. Просто снимаешь колпачок и пишешь.
— А что делать, когда чернила закончатся? — взгляд блондина стал заинтересованным.
— Обычно берут новую ручку, но можно заменить стержень. Они тоже продаются в магазинах.
— Я подумаю над этой идеей, хотя мне до конца не понятен механизм их работы.
Гермиона улыбнулась. Малфой рассуждал о ручках так же серьёзно, как об экспериментах. Так же серьёзно, как когда-то она сама сравнивала достоинства шариковой ручки и гусиного пера.
— Думаю, ты сам вряд ли себе купишь такую, поэтому возьми одну из моих, — Гермиона достала пенал и выдала Малфою одну из тех ручек, которыми делала заметки.
Домашние задания она все так же писала гусиными перьями, но романтика школьных лет ушла, и забираясь в кровать с книгой и блокнотом, Гермиона все чаще отдавала предпочтение магловским канцелярским принадлежностям.
— На сколько дюймов пергамента хватит чернил? — блондин вертел в руках ручку с интересом первооткрывателя.
— В дюймах не считала, мне хватает одной на три недели. Производитель уверяет, что ей можно написать пятьдесят тысяч слов.
— Интересно, — Малфой огляделся, извлек из папки стоящий на полке небольшой белый прямоугольник и, оперевшись на стол рукой, что-то очень быстро написал на нем и внимательно осмотрел написанное.
— Чернила уже высохли? — восхищенно спросил он.
— Да. Очень быстро сохнут. Гораздо быстрее, чем обычные.
— Должен признать, я восхищен. Пятьдесят тысяч слов, говоришь?
— Ну, этой я писала, так что, наверно, уже меньше.
— Я проверю, — пообещал Малфой, протягивая ей белый прямоугольник.
Гермиона с недоумением взяла его. На нем наискось было написано: «С благодарностью, от Драко Малфоя».
— Коснись губами, — таинственно прошептал Малфой почти над ухом.
— Это зачем ещё? — Гермиона внутренне напряглась, подозревая дурацкую шутку.
— Тебе точно понравится. Я посылаю такие открытки матери.