— Да, — выдавил Хью.
— А после нащупал в его кармане что-то твердое, что могло оказаться ножом. Знаешь, а ведь парень отрицает, что у него был нож.
— Знаю.
Лицо, выхваченное в отблесках призрачного света, какой-то предмет, которого лишь на короткую долю секунды коснулись пальцы, — от таких вот случайностей зависела свобода мальчишки.
— Понимаешь, все дело против Лесли построено на одних случайностях, — выразил вслух его мысли Фэрфилд. — Если бы он не был другом Гарни, вряд ли бы ему пришили дело. Спору нет, все уголовные дела так или иначе построены на случайностях, однако в данном деле больно уж расплывчаты письменные показания. Эти дурные мальчишки, которые, к тому же, еще и выдают своих сообщников, никогда не пользуются симпатией у присяжных. С другой стороны, я бы не сказал, что Гарни можно на что-либо надеяться. Хорошо, если бы их судили по отдельности.
— На это есть шансы?
— Ну, я бы сказал, шестьдесят против сорока. Но нам до зарезу нужен свидетель, который заявил бы во всеуслышание, что все эти опознания гроша ломаного не стоят, потому как пятого вечером темень стояла кромешная.
— Там был один тип в байковом пальто, — неожиданно вспомнил Хью. — Он сказал, что все видел, но было слишком темно, чтобы разглядеть лица. Как же его звали?.. Ах, да, Морган.
Они двинулись в Фар Уэзер во взятой Фэрфилдом напрокат машине, которую он вел с возмутительной небрежностью. Джордж, хозяин «Собаки и утки», хорошо знал Моргана.
— Этот парень всегда ходит в байковом пальто. Такой длиннолицый и вечно небритый. Да, живет на шоссе, в двух милях отсюда. Ферма «Прозрачная вода». Развалюха из красного кирпича.
Ворота фермы были распахнуты настежь, но в доме, казалось, нет ни души. Фэрфилд трижды постучал в дверь. Наконец она распахнулась. На пороге стояла женщина под сорок, красота которой роняла свои последние лепестки. На ней было грязное домашнее платье и сатиновые шлепанцы. Зато красивые руки женщины были выхолены.
— Миссис Морган? Не могли бы мы поговорить с вашим мужем?
— Он возится со своими грибами. — Она указала в сторону трех железнодорожных вагончиков, ярдах в тридцати от порога. — А что вы от него хотите?
— Я из «Бэннер». Моя фамилия Фэрфилд. А это мой коллега, Хью Беннет.
Лицо женщины оживилось.
— Подождите меня минутку, и я помогу вам его найти.
Они прождали минут десять, наконец она появилась на пороге, принарядившаяся, с накрашенными губами.
Моргана не оказалось ни в первом, ни во втором вагончике. Здесь пахло сыростью, сквозь рыхлую поверхность перегноя проклевывались толстые мясистые ростки.
Не успели они взяться за ручку третьей двери, как она распахнулась сама. На пороге стоял Морган.
— Дорогой, вот джентльмены из прессы, — сказала миссис Морган, неестественно жеманничая.
Морган даже не удостоил их взглядом.
— Ты оставила дверь открытой, — сказал он, указывая на вход в вагончик. — .Вчера вечером.
Она прижала к накрашенным губам свои пальцы с кроваво-красными ногтями, изображая тревогу.
— Не может быть. Это ветер.
— Пропал мой урожай. Коту под хвост целая неделя труда.
— Прошу тебя, дорогой, не ругайся. По-моему, вы, мистер Фэрфилд, сказали, что вы из «Бэннер»?
— И что вам от меня нужно? — уныло спросил Морган.
— Может, пройдем в дом и обсудим все за чашечкой кофе? — предложила миссис Морган и кокетливо хихикнула.
Вся гостиная была завалена журналами для женщин. Их груды громоздились на подоконниках и на столах, валялись на каждом стуле. Через открытую дверь гостиной была видна кухня, заваленная грязными тарелками и сковородками, и Хью с удивлением отметил, что и туда проникли журналы для женщин, точно какой-то монстр из научной фантастики.
— Догадываюсь: это по поводу того происшествия в ночь Гая Фокса, — сказал Морган. — Но я уже разговаривал с полицией, и она ничего путного от меня не добилась.
Фэрфилд опустился на стул, который заскрипел и зашатался под ним.
— Мы не из полиции. Моя газета «Бэннер» наняла Гарднеру защитника.
Фэрфилд сделал знак Хью.
— Я сам был на лужайке в тот вечер, — сказал тот. — И видел вас. Помню, вы сказали, что, хоть и стояли совсем рядом с Корби, все равно никого не разглядели в темноте.
— Правильно, а я стоял от него в какой-нибудь парочке ярдов.
— После, в пивной, когда Джо Пикетт стал хвалиться, что смог бы узнать двоих из тех подростков, вы сказали, что было темно и ни черта не видно.
— А вот и я.
На пороге гостиной появилась миссис Морган с подносом, на котором стояли четыре чашки с дымящейся жидкостью и тарелка с бисквитами. Но это был не кофе, а какой-то синтетический заменитель.
— Тебе удалось помочь этим джентльменам, дорогой? — спросила она у мужа.
Моргай даже не взглянул в ее сторону.
— Я мог ошибиться, — сказал он.
— Или же ошибся Пикетт, — ввернул Фэрфилд.
— Я принадлежу к породе людей, которые не любят зря трепать языком. И я бы ни за что не сказал, что Корби сам на это напросился, если бы знал, что он испустит дух. Понимаю, это оставило неприятный осадок. А то, что я говорю, вы напечатаете в газетах?
— Нет. Мы попросим помощника адвоката заехать к вам и записать ваши показания. Потом вас попросят выступить в суде.
— Значит, в газетах про нас не напишут, — разочарованно протянула миссис Морган.
— Ты лучше не лезь куда не следует, — огрызнулся муж. — И так уже натворила делов в теплице.
— Ну, что же, если ты хочешь, чтобы этому Джо Пикетту все сошло с рук, пусть будет по-твоему.
— Не в том дело. Просто я сам не желаю лезть в петлю.
— Значит, было слишком темно, чтобы разглядеть лица?
— Да. Ни я, ни Джо Пикетт не могли их разглядеть. Я знаю, где в эту минуту стоял Джо, — футах в двух от меня.
— Решайте сами, — равнодушно сказал Фэрфилд.
Морган захрустел бисквитом, отхлебнул из своей чашки и свирепо уставился на жену.
— Это не кофе. Если не умеешь варить кофе, так и скажи.
Он шагнул к окну, сбросил с подоконника кучу женских журналов и выплеснул кофе в палисадник.
Миссис Морган разрыдалась и кинулась к двери.
Морган приблизился к Фэрфилду.
— Я это сделаю. Присылайте своего адвоката. Я выйду и скажу на суде, какой врун этот Джо Пикетт.
Отъезжая, они слышали всхлипывания, долетавшие из верхнего окна.
Хью Беннету казалось, что с той самой минуты, как он познакомился с Фэрфилдом, началось его духовное освобождение, которое повлекло за собой переоценку былых ценностей. Фэрфилд умел раздвигать горизонт, подниматься над обыденностью, чего нельзя было сказать о его коллегах из «Бэннер». Действительно, у Фрэнка не было ничего общего с двумя фотографами и женщиной из отдела очерка, Сэлли Бэнстед, которые как вихрь налетели на их город. Сэлли была красотка хоть куда: стройная, подвижная, в девять утра уже накрашенная и причесанная как картинка. Сэлли пила виски, но отнюдь не была выпивохой. Отыскав Фэрфилда в «Козле» или в «Гранд» (что ей приходилось делать не раз за три дня пребывания в городе), она разговаривала с ним уважительно и в то же время как-то раздраженно. Нет, она не осуждала таких людей, как Фрэнк, — просто у нее не было времени решать бесполезную загадку их личности.
Куда ходила Сэлли и чем она там занималась, Хью узнал от обычно сдержанной и спокойной Джилл.
— Это было просто ужасно, Хью, — взволнованно рассказывала девушка, зайдя к нему домой на Пайл-стрит. — Они налетели на нас как смерч. Это все равно как если бы тебя… ну… окатили какой-то гадостью. Так что пусть уж Магнус Ньютон приложит все силы.
И она рассказала ему то самое, о чем он не раз слыхал, но чего никогда не видел своими глазами. Оказывается, Сэлли Бэнстод поручили взять интервью у родственников всех ребят, замешанных в преступлении, а также их сфотографировать. Боганы отказались давать интервью и сниматься. Пока миссис Боган объясняла, почему они не хотят давать интервью, Сэлли сумела стащить из гостиной фотографию Эрни Богана. Отцу Гарни она задавала такие интимные вопросы, что тот замахнулся на нее палкой. Фотограф успел снять Гарни-старшего, стоящего у двери с поднятой палкой, а Сэлли попыталась отомстить ему, вытащив на свет божий его прошлые грешки.