— Например, мог держать этого мальчика Джоунза, когда Король наносил ему удары ножом. Но мне кажется, ты не похож на подростка, который станет выполнять приказы своего сверстника. Твой отец и сестра воспитали тебя в другом духе.
— Я их ненавижу.
— То есть как?
— Джилл-то ничего, а вот отца я ненавижу. Он покоя мне не дает. День и ночь читает морали про образование, про работу и разное такое. Не хотел, чтобы я школу бросал. А она у меня давно в печенках сидит. Ну, в общем, они обращаются со мной как с младенцем.
— Понимаю.
— В общем, он и дома разговаривает так, будто на митинге выступает. Говорит «ради тебя, твоего блага» и разное такое. А я никогда и ничего не просил делать для меня. Джилл тоже другой раз как заведется, но с ней хоть разговаривать можно. В ней человеческое есть.
— Я виделся сегодня с твоим отцом. Знаешь, ведь это он договорился насчет твоей защиты.
— Я его об этом не просил. А кто Короля будет защищать?
— Ну, это уже не моя печаль, — чопорно ответил Ньютон. — Лучше не забудь про эти пятна на куртке. Это важно.
Он вернулся к Эрлу, и они побрели через тюремный двор к выходу.
— Отвратительная погода, отвратительный город, отвратительные люди. Удивляюсь, почему здесь так мало убийств, — жаловался он Эрлу уже в такси.
На следующий день его снимали на лужайке в Фар Уэзер. Из-за плавающих в воздухе клочьев тумана не получилась задуманная композиция а-ля Наполеон с Ньютоном в главной роли, окидывающим взглядом поле битвы. Другой снимок был сделан в поселке Плэтта. На нем Ньютон указывал пальцем в сторону коттеджа и что-то говорил Эрлу. Затем барристер с солиситором отбыли в Лондон.
Сразу же после рождественских каникул Твикер сделал то самое открытие, которое, как предполагалось, должно было намертво опутать сетью Лесли Гарднера. Он в который раз изучал образцы пыли, взятые с обшлагов брюк мальчика, при этом помня брошенные мимоходом слова лаборанта: «Очень хорошие, модные габардиновые брюки, недавно отутюженные и, судя по виду, только из чистки». Про пыль он сказал, что она необычная, с примесью угольной. На самом же деле она оказалась еще необычней, чем можно было предположить. Она содержала примерно поровну желтых и черных крупинок, и в окончательном рапорте говорилось, что в ее состав входит мелкая угольная пыль и песок. Где можно отыскать песок? На строительной площадке. У Твикера была хорошая зрительная память, и он попытался окинуть мысленным взором лужайку в Фар Уэзер с пятном от костра посередине и буйными зарослями старого мокрого бурьяна вокруг. Никакой угольной пыли и песка. Тогда откуда она? Твикер вынул из памяти этот слайд и заменил его другим, на котором был запечатлен интерьер заброшенного коттеджа в поселке Плэтта. Он прошелся по коттеджу: передняя, кухня, верхние комнаты. Везде полы покрыты коркой засохшей грязи. А снаружи? Снаружи так грязно, что ноги разъезжаются. Ну а сзади? Что там сзади?
И тут Твикер громко вскрикнул.
После ленча Твикер с Норманом сели в машину, прихватив с собой эти самые габардиновые брюки, а также образец пыли, обнаруженной на их обшлагах. Полицейская машина остановилась возле коттеджей, и Твикер выпрыгнул из нее с прытью молодого терьера, учуявшего самку. Впервые за много дней с неба не капало, но стоило им вылезти из машины, как ноги разъехались в грязи. Норман, скривив губы в презрительной гримасе, едва поспевал за своим слишком уж прытким шефом.
Твикер не пошел внутрь, а сразу же направился на задний двор. «Вот оно!» — услышал Норман торжествующий крик суперинтенданта.
Когда-то в этом коттедже жили дети, и любящие родители соорудили для них песочницу. Рядом с песочницей был угольный бункер. Твикер поднял крышку. Бункер оказался почти пуст. Его деревянное дно прогнило от сырости, и подхваченные потоками дождя частички угольной пыли смешались с остатками песка. Твикер наклонился и стал собирать в полиэтиленовый мешок верхний слой песка.
— В ту ночь, в пятницу, мальчишка проник сюда с заднего хода, — сказал он. — Скорей всего это и есть его обычная дорога. Стояла кромешная темень, и он угодил ногой в песочницу. Конечно же, туфли тоже запачкались, но он, очевидно, вычистил их; а вот про брюки забыл.
— Может быть, — кивнул Норман. — Но это зависит от того, когда их отдавали в чистку.
— Вот это вы и выясните. Если удастся сделать это втайне от Гарднеров, тем лучше. Прежде всего выясните, какой прачечной они пользуются. Захватите с собой брюки и узнайте на месте, ведется ли там учет сданных вещей. Если не узнаете ничего в прачечных, зайдите в ближайшие химчистки.
— Ясно.
— Пара габардиновых брюк, недавно отутюженных и только из чистки, — медленно повторил Твикер. — Старая песочница, старый угольный бункер. Если эти брюки и в самом деле только что из чистки, они могут оказаться тем самым звеном, которого так недостает в нашей цепи.
В каждом деле рано или поздно наступает такая минута, когда все наконец-то становится на свои места. От родных Тэффи Эдвардза Норман узнал, что Гарднеры сдают вещи в химчистку-прачечную «Быстро и чисто» на Лэмб-авеню. Управляющая прачечной оказалась на редкость услужливой дамой.
— Мы собираем белье в районе Райской Долины по субботам, а в следующую пятницу развозим заказы, — рассказывала она. — На каждую сданную в чистку вещь выписываем отдельную квитанцию. К тому же делаем запись в своем реестре.
— У вас есть реестр Гарднеров?
— Думаю, что да. Хотите взглянуть?
— Хочу, — с видом заговорщика сказал Норман. — Только пусть это останется между нами. Не надо, чтобы про это знал кто-то третий.
— Понимаю.
Управляющая была пухлая жеманная дама неопределенного возраста, но все еще привлекательная. Принесли реестр, на котором было написано: «Гарднер, Питер-стрит, 24», и она молча вручила его Норману.
Он отыскал запись, помеченную 31 октября. Она была сделана аккуратным почерком, и он понял, что это рука Джилл. Внизу прочитал: «В чистку. Одна пара серых брюк».
— И эти брюки были вручены заказчику в следующую пятницу, то есть шестого ноября? — спросил он.
— Совершенно верно.
— Что, существует соответствующая квитанция?
— Я же сказала вам, что на каждую сданную в чистку вещь выписывается квитанция. Хотите взглянуть на ее копию?
Он кивнул. Она вышла и вернулась с какой-то книгой.
— Пожалуйста. Перед вами копии всех квитанций. А вот и ваша. Фамилия: Гарднер, 24, Питер-стрит; название предмета: серые брюки; номер заказа: 41 622. С доставкой. И дата, то есть день развоза готовых заказов, 6 ноября.
— А можно каким-либо образом проверить, те ли это брюки? Можно ли получить какое-то доказательство того, что 31 октября в чистку была сдана именно эта пара габардиновых брюк?
Она покачала головой.
— Мы не записываем, из какого материала вещь. Пара серых брюк, и больше ничего.
— Вы потеряли этот реестр, — сказал управляющей Норман.
— Позвольте…
— Вы его потеряли, — решительно повторил он и положил реестр себе в карман. — Так им и скажите. И выдайте новый.
— А это на самом деле важно?
— Очень. — Норман присел на краешек стола и улыбнулся. — Но важно не только это. Важно и то, чтобы о потере этого реестра не знал и даже не подозревал кто-то третий. По-моему, такая девушка, как вы, умеет хранить секреты.
Он больно ущипнул ее за пухлую руку.
— Все сходится, — сказал Норман, переступив порог кабинета Твикера. — Гарднер отдал их в чистку 31 октября, назад получил 6 ноября, так что, по-видимому, до вечера надеть не успел. Выходит, наше дело выгорело.
Твикер молчал, храня бесстрастный вид.
— И что мы будем делать с этой уликой? — поинтересовался Норман. — Я хочу сказать, поставим их в известность или нет? Такое открытие их здорово потрясет.
Твикер ничего не ответил, даже не потрудился напомнить Норману, что все вещественные улики, обнаруженные в ходе следствия, должны быть доведены до сведения защиты. Документ, озаглавленный «Кое-какие дополнительные улики по делу», попал на стол Магнуса Ньютона лишь за три дня до начала процесса, и барристер не без тревоги стал читать о том, что «показывает под присягой Чарльз Джеймс Норман, сержант уголовно-следственного отдела». От Ньютона сведения о дополнительных уликах просочились к Эдгару Кроли, а от него к Фрэнку Фэрфилду.