«Дейли Бэннер» от 11 января:
«СЕГОДНЯ НАЧИНАЕТСЯ ПРОЦЕСС ГАЯ ФОКСА. ДВА ПОДРОСТКА ОБВИНЯЮТСЯ В ДВОЙНОМ УБИЙСТВЕ».
Галерея для публики была забита до отказа. Фрэнк Фэрфилд и Майкл Бейкер вошли в здание суда, предъявили свои удостоверения и заняли места за невысоким барьером, на котором было написано «Пресса». Накануне процесса Лейн объяснил Хью елейным голоском, что, раз его вызывают в суд в качестве свидетеля, ему неловко появляться там заранее. В силу этих обстоятельств главный редактор решил, что ход событий будет освещать Майкл. В день открытия процесса Хью все утро проторчал на малых сессиях в Уэлби, где разбиралось восемь дел о нарушениях уличного движения, три о задолженности алиментов и два о сквернословии в публичных местах. Однако про него не забыли. Ровно в половине одиннадцатого Майкл наклонился к Фэрфилду и шепнул: «Жаль бедного Хью».
Подсудимые, смуглый и нагловатый Гарни и бледный и робкий Гарднер, заняли свои места за загородкой.
— Джон Аллен Гарни, вы признаете себя виновным? — спросил клерк.
— Я не виновен, — громко и отчетливо ответил Гарни.
— Лесли Чарльз Гарднер, вы признаете себя виновным?
— Не виновен, — мрачно буркнул Гарднер.
Клерк сел. Со своего места медленно встал Магнус Ньютон. Судья Брэклз свирепо глянул на него поверх своих очков с полулинзами и сказал скрипучим голосом, так не подходившим к его благородному морщинистому лицу:
— Мы вас слушаем, мистер Ньютон.
— Милорд, я представляю интересы Гарднера. Он поручил мне обратиться к вам с просьбой, которую считает очень серьезной. Он просит, чтобы ваше величество дало указание слушать каждое дело по отдельности…
— Ну, началось, — прошептал Фэрфилд. — Теперь развезет на целый час.
На самом деле мелодичный баритон Ньютона три четверти часа сотрясал своды зала, перечисляя противоречия и разногласия в показаниях свидетелей, касающихся одного и другого обвиняемых, делая основной упор на то, что, если оба дела будут слушаться вместе, на Гарднера неминуемо падет тень Гарни. Ньютон пространно цитировал своих авторитетов, открывая книги на заложенных страницах. Судья время от времени задавал ему односложные вопросы.
— Разумеется, все это на усмотрение судьи, — продолжал нагнетать Ньютон. — Однако в свете тех обстоятельств, которые я довел до сведения вашего величества, прошу ваше величество дать указание рассматривать каждое дело по отдельности.
Он с размаху плюхнулся на свое место. Тут же на ноги вскочил Гэвин Эдмондз, вертлявый, безвкусно одетый человек лет сорока, представляющий интересы Гарни.
Эдмондз тоже выступил в поддержку этого прошения. Он говорил сухим, сдавленным голосом, резко контрастирующим с сочным баритоном Ньютона. И тоже цитировал своих авторитетов. Судья начал проявлять признаки нетерпения, и Эдмондз ограничился двадцатиминутным выступлением. Вслед за ним со своего места медленно и величественно поднялся Юстас Харди, королевский прокурор. Судья Брэклз уставился на него поверх своих очков.
— Мне кажется, у меня нет причин беспокоить вас, мистер Харди.
Юстас Харди с довольным видом опустился на свое место.
— Прошения подобного рода удовлетворяются в тех случаях, когда со стороны подсудимых могут быть выдвинуты взаимные обвинения или хотя бы со стороны одного из подсудимых. В данном деле таковых не имеется. Напротив, как мне кажется, обвиняемые близкие друзья. А тот факт, что показания до некоторой степени противоречивы, еще не является причиной для удовлетворения просьбы о раздельных процессах. В таком случае огромное количество свидетельских показаний придется повторять перед двумя жюри. Таким образом, я вынужден отказать в этой просьбе.
В галерее зашаркали ногами, за судейским столом зашуршали бумажками. Джилл Гарднер обменялась мимолетным взглядом с братом, улыбнулась ему и отвернулась. Гарднер-старший сидел, положив руки на колени, и не мигая смотрел на облаченного в парик и мантию судью.
Наконец настала очередь Юстаса Харди. Он заговорил голосом, не похожим ни на сдавленное шипение Эдмондза, ни на сочное, но монотонное жужжание Ньютона. У Харди был голос, который и по сей день называют серебряным, нежный и звонкий голос. В его манере сквозило истинное превосходство, естественное высокомерие по отношению к тем, кто стоит ниже его на социальной и интеллектуальной лестницах, что обычно возбуждало против него непримиримое предубеждение. Однако его слегка смягчала присущая Харди особая ясность формулировок, язвительность, а также поразительная виртуозность в ведении перекрестного допроса.
— Ночь стояла темная, но место преступления освещалось светом костра, а также зелеными вспышками фейерверков, горевших в ту минуту. Освещения было вполне достаточно для того, чтобы те, кто стоял рядом с Корби, могли разглядеть атакующих. Вы услышите, что Джо Пикетт, местный садовник, видел, как на Корби напали двое подростков, в которых он узнал обвиняемых. Вы услышите показания доктора Макинтоша, видевшего, как совершалось нападение, и опознавшего Гарни. Вы услышите показания Морин Дайер, девочки, которую Гарднер сшиб с ног, направляясь в сторону Корби, а также показания местного репортера по фамилии Беннет, вступившего в борьбу с Гарднером и впоследствии его опознавшего. Все названные свидетели играют существенную роль в вынесении окончатель-кого решения по поводу того, кто из подростков нанес Корби смертельные ранения.
Далее, леди и джентльмены, обратите внимание на поведение этих шестерых подростков после преступления, особенно четверых из них, которые в тот вечер были в танцклубе «Ротор», и вы поймете, что их разговоры, увещевания и даже угрозы, употребленные Гарни, считавшимся, по общему признанию, их главарем, проливают свет…
Фэрфилд что-то писал в своем блокноте, и Майкл, глядя на него, тоже взялся за ручку.
— …Теперь мы знаем, что Роуки Джоунз никуда не убегал, — продолжал Харди. — Он был слишком напуган для того, чтобы убегать. На самом деле он отправился на назначенную встречу в заброшенный коттедж в поселке Плэтта, который служил подросткам штаб-квартирой, где был зверски убит. На его теле засвидетельствовано восемь ножевых ранений, нанесенных одной или несколькими руками.
В соответствии с показаниями медицинского эксперта, леди и джентльмены, Джоунз был убит между полуночью в пятницу и шестью утра в субботу. Исходя из того, что подростки были отпущены полицией после допроса уже за полночь, вытекает, что убийство имело место рано утром в субботу. Я не стану предпринимать попыток проследить за перемещением подсудимых в этот отрезок времени, когда они, по логике вещей, должны были спать в своих постелях. Но я предоставлю в ваше распоряжение то, что мне кажется неопровержимой уликой их виновности, уликой, основанной на лабораторном исследовании одежды Гарднера и расследованиях, произведенных детективом суперинтендантом Твикером и детективом сержантом Норманом, из которой вытекает, что Гарднер в ту ночь побывал в коттедже. Именно в ту ночь, леди и джентльмены, а не в какую-то другую. А это означает, что Гарднер присутствовал при убийстве Джоунза.
Харди сделал короткую паузу и перешел к изложению очередного аспекта. Кто бы мог подумать, что в ходе суда возникнет сенсация? Вряд ли нашлись бы такие. Судья Брэклз, возвышавшийся над всеми в своей красной мантии, поднес руку ко рту и ловко подавил зевок.
— Разрешите к вам подсесть? — спросил Фэрфилд у Гарднера.
— У нас свободная страна, — буркнул тот.
— Знаю, вы не любите меня.
— Не вас лично, а газету, на которую вы работаете.
У Гарднера было что-то с речью.
— Все из-за зубов, — пояснила Джилл. — Сегодня утром он сломал челюсть. Она почему-то оказалась на полу, и он на нее наступил.
Теперь Фэрфилд заметил, что у Гарднера запали щеки, от чего полностью изменилось выражение его лица. Когда он отрезал от своего пирога кусочек и осторожно положил его в рот, Фэрфилд даже почувствовал к нему жалость.