ринная мебель краснаго дерева, очень неудобная и громоздкая. На стенах висели старинные портреты и гравюры каких-то неизвестных никому городов. Самой неудобной комнатой в доме был кабинет. Но Василий Тимофеич не променял бы его ни на какия палаты. В кабинете у окна стоял старинный письменный стол, у внутренней стены низкий турецкий диван, напротив него старинное, очень вычурное и очень неудобное бюро, в углу несгораемый шкап, в другом этажерка с книгами -- и только. Комната самой Марфы Семеновны представляла собой маленький музей, где были собраны удивительныя вещи, начиная с вышитых бисером и шелками картин и кончая громадным палашом, которым дедушка Окоемов в качестве партизана выгонял в двенадцатом году француза из России. -- Для чего вам сабля, Марфа Семеновна?-- несколько раз спрашивал знакомый о. дьякон, каждое воскресенье приходивший пить чай.-- Подарите ее мне... -- Ну, тебе-то она уж совсем не подходит,-- говорила старушка.-- Тебе даже грешно иметь в доме саблю... Может-быть, ей сколько французов зарублено, а на тебе священный сан. Пусть уж висит у меня. Две старинных горки были наполнены величайшими редкостями. Тут были и портреты на слоновой кости, и какие-то мудреные сувениры, назначение которых сейчас трудно было определить даже приблизительно, и дареныя табакерки, и детския игрушки, которыми играл маленький Вася, и таинственные ящики, и старинный фарфор, и целый ряд всевозможных безделушек. Все эти пустяки для Марфы Семеновны служили наглядной иллюстрацией изменчивой фортуны всего окоемовскаго рода. С каждой безделушкой было связано какое-нибудь воспоминание, фамильное предание, легенда. Перед каждым праздником старушка вынимала все эти редкости, обтирала пыль и любовалась, точно повторяя всю историю своего рода. В уголке стояла старинная кровать с балдахином, но Марфа Семеновна никогда на ней не спала, предпочитая теплую изразцовую лежанку. К обстановке этой комнаты нужно прибавить еще две клетки с канарейками и старинные цветы на окнах, каких вы сейчас не найдете ни в одной оранжерее. Василий Тимофеич, когда бывал в этой комнате, испытывал странное ощущение, точно он переносился к началу нынешняго столетия или концу прошлаго,-- его кабинет отделялся от комнаты матери целым столетием. И, странно, ему нравились все эти никому ненужныя вещи, как нравились воскресные разговоры с отцом дьяконом, который, вместе с заздравной просфорой, приносил сюда какой-нибудь разсказ о новом чуде, о проявившемся Божьем человеке, о видениях и пророческих снах. Сейчас действие происходило в кабинете Василия Тимофеича. Сам хозяин лежал на диване, а перед ним ходила княжна. Она была очень взволнована. -- Вы меня извините, что я лежу...-- говорил хозяин, оглядываясь на дверь.-- У меня опять припадок... -- Пожалуйста, не стесняйтесь... Да, так у меня большия неприятности, Василий Тимофеич. Помните этого молодого человека, о котором я вас тогда просила? Ну, вы еще место ему в банке доставили... Так вот из-за него-то и неприятности. Он прослужил два месяца, а потом захватил какия-то деньги, то-есть попросту растратил их. Прихожу к директору, а он мне и наговорил неприятностей. Я-то к нему пришла похлопотать о другом молодом человеке... Нет, я положительно разочаровываюсь в людях. Для них же стараешься, а они чужия деньги растрачивают... -- Это исключительный, случай, Варвара Петровна, и не может итти за общее правило. Кстати, сколько вы человек пристроите по разным местам в течение года? -- А я не считаю. Не одинаково. Ведь есть какие несчастные, Василий Тимофеич... Ни квартиры, ни платья, ни обеда. Вообще, ужасно -- И все больше письменных занятий, конечно, ищут? -- Да... Что же им больше делать, если они больше ничего не умеют? -- Вот в том-то и беда... -- Никакой беды нет, потому что всякий делает то, что умеет. Вот у меня сейчас есть двое молодых людей. Один не кончил классическую гимназию, а другой не кончил реальное училище... Куда же им деться, спрашивается? Если бы им хоть какия-нибудь занятия, Василий Тимофеич... Что вам стоит порекомендовать их куда-нибудь. -- Рублей на пятнадцать жалованья? -- И пятнадцать рублей деньги... Василий Тимофеич сел на диван, перевел дух и заговорил с раздражением: -- Знаете, мне каждый раз, когда я слышу о подобных молодых людях, просто обидно и за них и за себя. Вы только представьте себе, что стоило государству их воспитание, хотя они и не кончили курса нигде... А теперь они без куска хлеба. И это очень обидно... Возьмите крестьянина, мещанина, купца -- там молодой человек в шестнадцать лет уже целый капитал. Он работник, им дорожат, и он никогда не останется без места, а наша интеллигенция совершенно безпомощна... -- Купцы всех обманывают, вот им уже и хорошо жить... Последняя фраза была сказана с такой наивной уверенностью, что Василий Тимофеич громко расхохотался. -- Конечно, обманывают,-- продолжала княжна.-- Я это отлично уже знаю... Оттого у них и деньги. А интеллигентный человек не способен обманывать... Поэтому я и хлопочу за них. Вы вот смеетесь надо мной и называете меня "девицей по чужим делам", а я все-таки буду хлопотать. -- А вы знаете, Варвара Петровна, что вот эти молодые интеллигентные люди без определенных занятий представляют собой громадный капитал, которым только нужно уметь воспользоваться. Я давно думал об этом и хочу воспользоваться таким капиталом... -- Как же это будет? -- А уж так... Пока это мой секрет. Вы мне будете помогать, Варвара Петровна... -- С удовольствием. -- Только я буду купцом. Вы так и знайте. Иначе невозможно... Он хотел сказать еще что-то, но весь побледнел, схватился за сердце и глухо застонал. Княжна хотела броситься в другую комнату, но он ее удержал. -- Не тревожьте маму... Все пройдет. Вон там пузырек с солью, дайте его мне... Он опустился в большое кресло и долго нюхал из пузырька, закрыв глаза. Княжна наблюдала его и не знала, что ей следовало предпринять. Она знала, что у Василия Тимофеича наследственный порок сердца, и что лекарства от него нет. -- Вот мне и лучше...-- слабо проговорил он, делая над собой усилие В этот момент в дверях показался Сережа, т.-е. его рыжая голова. -- Послушай, Вася, а скоро мне будет отпуск? -- Подожди, ты мне нужен и даже очень нужен, Сережа... -- Я? -- Да, ты... Тебя это удивляет? Помоги мне перейти на диван. Вот так, поддержи с этой стороны. Перебраться с кресла на диван во время припадка было уже целым подвигом, и Сереже сделалось совестно за собственное здоровье. -- Вот теперь хорошо...-- шептал Василий Тимофеич, стараясь принять удобное положение.-- Да... Сережа, ты мне очень нужен, и вы, Варвара Петровна, тоже. Да, очень... Княжна и Сережа старались не смотреть друг на друга. -- Ну-с, так в чем дело?-- спросил Сережа, делая нетерпеливое движете.-- Я жду... -- Делать тебе решительно нечего, Сережа, денег у тебя нет,-- одним словом, твое положение вполне безвыходное. Остается ждать, когда умрет какая-нибудь из твоих безчисленных теток... Получишь наследство, прокутишь -- и опять ничего не будет. -- Кажется, это к делу не относится...-- заметил Сережа. -- Нет, именно относится, потому что я тебя хочу спасти от твоего безвыходнаго положения. Хочешь поступить ко мне на службу?.. Я тебе дам отличное место. -- Что же, я не прочь... -- Ты будешь главным управляющим золотых промыслов... -- Я? -- Да, ты... Это совсем не трудно, а место почетное, во всяком случае. -- Но ведь нужно ехать в тайгу? -- Нет, мои промыслы ближе, на Урале... -- Я вам не советую, Василий Тимофеич,-- вступилась княжна, не имея сил больше терпеть.-- Я уже знаю Сергея Ипполитыча. Он совсем не годится быть управляющим. Человек, который не умеет управлять самим собой... -- Ничего, понемножку как-нибудь устроимся,-- успокаивал ее Василий Тимофеич.-- И вашим молодым людям место найдем. -- А я все-таки не понимаю, что тебе за нелепая фантазия пришла,-- удивлялся Сережа.-- Вдруг сделаться золотопромышленником... -- Что поделаешь, если уж так случилось. Во всяком случае, страннаго в этом ничего нет. Дело самое верное... Я уже делал сметы и все подсчитал. Одно уже то хорошо, что можно будет дать работу тысячам людей... -- Я вас понимаю,-- проговорила княжна.-- И если бы я не была женщиной, то сделала бы то же самое... -- Ничего из этого не выйдет,-- авторитетно заметил Сережа.-- Да, ничего... Самое несбыточное дело, начиная с того, что ты его совсем не знаешь. У тебя все Америка в голове сидит... А что хорошо в Америке, то у нас покуда не годится. Впрочем, дело твое, а мне решительно все равно. В Сибирь, так в Сибирь... -- Как жаль, что я сейчас не могу говорить...-- жалел хозяин, закрывая глаза от усталости.-- Ну, как-нибудь потом поговорим, и я все обясню. -- Другими словами, нам пора уходить?-- догадался Сережа. -- Я не гоню, но только не могу говорить долго... Сережа и княжна вышли из кабинета вместе. -- Мне ты нужен будешь сегодня вечером, Сережа!-- крикнул Василий Тимофеич. -- Хорошо. Княжна вернулась и, схватив Василия Тимофеича за руку, проговорила восторженно: -- О, я вас понимаю... Все понимаю. А он лежал безсильный и слабый и мог только смотреть на нее своими страдающими глазами.