— Карлос будет в восторге, даже если ты наденешь мешок, — рассмеялась Ами, которая не видела нас. Мы с Хулией находились за шторками. Боюсь, если бы нас видели наши спутницы, я бы выдала подругу с головой. Конечно, Карлос будет доволен, и не только Карлос. Хулия легко толкнула меня в плечо, чтобы я выглядела менее самодовольной. — Но разве это не под запретом?
— Дорогая Амалия, за пределами Иллеа близость до свадьбы не считается зазорной, — хохочет где-то с Ами Жаклин; в словах чувствуется приобретенный очаровательный акцент во Франции. — Я прожила достаточно в Версале, чтобы с уверенностью заявить, что наша Хулия — просто образец целомудрия.
Тяжелая бархатная штора, разделяющая нас с наполовину француженкой, не мешала мне «увидеть» блеск ее глаз и кокетливый взгляд. Прожив на родине своего отца, она приобрела особый лоск и шарм, свойственным французам, а королевский двор отточил ее природные способности к кокетству до идеала.
Я закатила глаза и Хулия снова слегка ударила меня в плечо. Сама святая невинность. В сравнении с ней я сущий дьявол, обманчивая сирена, завлекающая в свои сети ни в чем не повинных молодых людей.
— К тому же я б сама не против была бы нарушить законы с таким-то королем, — продолжила со смешком Жаклин. Послышались шорох и новая порция смеха. Очевидно, Ами не высоко оценила шутку француженки. По крайней мере, я надеялась, что она шутила.
— Притормози, Жаззи. Карлос уже занят и сомневаюсь, что он передумает перед самой то свадьбой, — подала голос я, пока Хулия растерянно смотрела на свое отражения. Я задавалась уже давно одним и тем же вопросом, который я никогда не решалась задать ей: чувствовала ли она вину за то, как поступала с Карлосом? Я понимала все причины и обстоятельства, некрасивость ее положения, то, как она оценивала сои поступки в отношении жениха? Я чувствовала. Я убеждала себя, что вся вина моя только перед Джорданом, но малышка Блу внутри меня прекрасно знала, что это чувство было адресовано тому, кто и сам меня предал.
— А жаль. Такой шикарный мужчина.
— Жаззи, у тебя все мужчины шикарные, — рассмеялась Амалия, а Хулия продолжила мою пытку, протянув новую вешалку, которую захватила с собой в примерочную.
Пять часов до…
Когда мелодия стала резать душу, подобно хорошо отточенному ножу или реальности, я убрала пальцы с клавиш и захлопнула крышку, закрыв глаза и судорожно дыша. Чем ближе приближался прием, тем хуже становилось. Я понимала, что делала; убеждала себя, что это правильно, что так нужно, но принять было куда сложнее, даже невозможнее. Соленые дорожки уже высохли, казалось, вся влага испарилась, оставив за собой щепотку горечи и никому не нужных сожалений.
— Ваше Высочество, — услышала я оклик со стороны дверей. В них замерла решительная брюнетка. В руках она держала книгу, и ее взгляд был задумчивым.
— Леди Женевьева, — отозвалась я, смазливая уже высохшие слезы. — Вы давно здесь?
— Нет, не очень, — ответила девушка и подошла ближе, — Вы забыли в саду. Я не читала.
Это уже повторяется. Такое было. Женевьева уже возвращала мне мой ежедневник. Похоже, я никогда не перестану их терять.
— Спасибо, — поблагодарила я ее; она кивнула и нерешительно посмотрела на рояль и на пустую подставку для нот. Очевидно было, что я выплескивала наружу свои эмоции. Хотя не должна была. — Могу я спросить?
— Конечно, — отозвалась она, я пригласила ее присесть рядом на табурет. Иногда я не могла понять столь она приветливая или не хочет вызвать мое недовольство, но ее светлые глаза подсказали мне, что она не против, хотя начинает догадываться, о чем я хочу спросить.
— Вы и Самюэль. У вас все серьезно? — поинтересовалась я. Признаюсь, мне было любопытно и я совсем не настаивала на ответе, но так хотелось отвлечься, — Простите, что лезу не в свое дело, но Сами — мой друг, понимаете? Я переживаю за него.
— Нет, все нормально, Ваше Высочество, — размеренно ответила девушка, словно подыскивала слова. Она чувствовала себя неловко, и я уже пожалела о вопросе.
— Бланка, — улыбнулась я ей. — Называйте меня просто Бланкой.
— Бланка, — девушка попробовала на вкус как это, обращаться когда мне без титула и улыбнулась: — Я не знаю насколько все серьезно, но это больше, чем я когда-то испытывала и чем-то, что я могла бы предложить Вашему брату.
— Вы честная. Знаете, в моем мире это редкость, — ответила я, чувствуя симпатию к девушке. Если бы я выбрала Анхеля, мы могли бы стать сестрами. Я была бы этому только рада. Получив в сестры, пусть и названные Хулию и Женевьеву, прекрасный подарок.
— Охотно верю, — отозвалась девушка. — Вы грустная. Мелодия грустная. Я мало что понимаю в том, как живёт знать, но девушка не должна быть такой в день своей помолвки. Не делайте этого.
— Вы не понимаете, — отозвалась я, удивляясь, каким неровным стал мой голос.
— Возможно, — кивнула она и улыбнулась, слегка грустно и немного, — но знаете, что я знаю? Вы любите брата Самюэля. Вы не будете счастливы с британским принцем.
— Возможно, нет, а может, и да, — откликнулась я, не зная, куда деть глаза, что ещё сказать. — Он сделал то, что я не готова простить.
— Он мог не знать, не понимать, — Женевьева закусила губу, а потом решительно посмотрела на меня. — Подумайте, прежде чем сегодня вечером Вы дадите своё согласие, подумайте. Все поправимое, пока с Ваших губ не слетел короткое слово.
Я кивнула, пообещав подумать. Я только то и делала, что думала, и от мыслей становилось все хуже и хуже.
— Хотите попробовать? — неожиданно спросила я, указывая на рояль и боясь одиночества.
— Да, но не ожидайте многого, — рассмеялась девушка. Мы могли бы подружиться.
Три часа до…
Аккуратно вложив письмо в конверт, я запечатала его сургучом. В наше время редко кто пользовался этим способом запечатывания конвертов, но мне нравился легкий налет романтичности и аромат древности и шарма давно прошедших времен. В этом было особое очарование и мне нравилось верить, что восковая печать может обеспечить письму неприкосновенность. Существует множества способов вскрытия посланий, особенно, когда дело касается сильных мира сего, любое письмо может быть вскрыто, прочитано и запечатано обратно так, что не возникнет никак сомнений по поводу его неприкосновенности, но иногда мне хотелось побыть наивной дурочкой, отрицающей очевидные факты. К тому же кого может заинтересовать мое письмо к кузине?
Астра была тихим островком в бурлящем океане придворной жизни. Она жила в Анджелесе с новоиспеченным мужем, но светскую жизнь обходила сторон. Стараясь как можно меньше щеголять своим титулом племянницы королевы. В общении я находила с ней особое умиротворение, которое у меня не вызывал даже Никки. Дочь моей тети была последней инстанцией, в которой я искала покоя, последней надеждой и тихой гаванью. Она была лучом света с ее светлыми волосами, взятыми от отца, и мудрыми и умиротворенными серыми глазами. Она была полной противоположностью меня, родственной душой нежной и робкой Мари, но в то же время была любимейшей моей кузиной.
Я рассказывала ей далеко не все, но сочинение легкого и обыденного письма Астре помогло мне успокоиться и отвлечься. Я позвонила в колокольчик, вызывая слугу, которому хотела передать письмо и попросить позвать моих горничных. Умиротворение хорошо, а готовиться к приему необходимо.
Маленький комочек вдруг соскочил к двери и с неуверенным лаем кинулся к двери. Я тут же подскочила следом за ним. В силу своей молодости, даже ребячества, ведь он и правда был еще щеночком, он был игривым, непоседливым и любопытным. Нужно вернуть его прежде, чем пострадает или он или кто-то другой.
— Осито! Осито, вернись, — я выскочила в коридор, но никого не заметила, когда метрах в десяти от меня мелькнула знакомая кремовая мордочка. — Что ты нашел такого интересного?
Я поравнялась со своим питомцем и присела на корточки. Из-за пушистого «медвежонка» я не сразу обнаружила маленький воинственный комочек пуха, который был похож на маленького храброго генерала перед великой и могучей напастью. Казалось бы, он должен убежать, спрятаться, только заметив такого хищника, но котенок остался на месте и с не меньшим удивлением, чем сам Осито, уставился на щенка. Они совсем недолго изучали друг друга, прервать замкнутый круг изучения друг друга решил Осито, который наклонился вперед и своим мокрым носиком ткнулся в котенка. Видимо любопытство пересилило все остальное. Котенок совсем не ожидал этого и упал на спинку. Прежде, чем бедняжка убежал бы и спрятался где-то в укромное местечко, где бы его никто не нашел, я взяла его на руки и погладила его по маленькой головке. Он был крохотным, ему не было не больше месяца, совсем еще дитя, впрочем, как и мое любимое пушистое создание.