Я думала и о папе с Ником. Они должно быть слишком подавлены и ищут меня не покладая рук, но найти не могут, иначе были бы уже здесь.
— Кто вы такие и что хотите от меня и моей семьи? — спрашивала я каждый раз, но и это ни чем особо не помогло мне.
— Кто вы? — спросила я, когда ко мне наконец пришёл человек, который меня и похитил. По крайней мере, мне казалось, что это он. Телосложение было очень похожим, а лица я по-прежнему не видела. В вечер похищения было темно в саду, да и лицо было скрыто просторным капюшоном, а сейчас он продолжал оставаться в неосвященной части комнаты, в удобном ему полумраке.
— Что ты знаешь о своём дедушке, девочка? — спокойно ответил вопросом на вопрос похититель. Какое отношение ко всему мог иметь человек, которого я никогда не видела. По документам, скупым рассказам родителей и папины исполосованной спине, человеком мой дедушка был прискорбным.
— А что я должна знать? — ответила я вопросом на вопрос. Сколько бы я о нем не знала, я была уверена, что этого все равно было мало. Парень рядом со мной ударил меня плетью, а мой скрытый в тени собеседник рассмеялся, его смех стал громче, когда мои руки потянулись к ушибленному боку.
— В тебе больше огня, чем я подозревал. Явно не от слабка Максона, — все ещё смеялся похититель, и что-то в его смехе и голосе казалось мне знакомым, это чувство было и раньше, но я все ещё не могла понять почему.
— Мой отец — не слабак, — возмутилась я. Папа для всех нас был всегда примером и никогда не был слабаком. В противном случае он бы не смог подавить восстание, упразднить касты и порядки, царящие при моем дедушке. Он бы не поднял народ с колен и не поднял страну на новый уровень развития. И снова удар хлыстом.
— Ты слишком бойкая для принцессы, — задумчиво сказал незнакомец. — Почему тебя никто не научил покорности? Куда смотрели твои родители?
— Мои родители растили сильной личностью, а не безвольной куклой, — спокойно ответила я, и получила следующий удар плетью. Тело горело при каждом её соприкосновении с кожей. Я понимала, что должна была молчать или отвечать так, как бы это понравилось незнакомцу, но беда была в том, что я не могла сдержать свой язык, и говорила первое, что пришло в голову.
— Если бы я был твоим отцом, ты бы не была такой дерзкой, а знала бы своё место, — как бы я не пыталась рассмотреть, меняя ракурс обзора, я не смогла увидеть лица собеседника, и это меня раздражало. Кем он был и чего от меня и от моей семьи хотел?
— И прекрасно, что вы — не мой отец, — да я бы повесилась, имея родителя, который с лёгкостью и удовольствием наблюдал как бьют девушку, к тому же принцессу. — Чего вы хотите?
— Неправильный вопрос, — ответил голос, и снова удар, и снова спина. Он нарочно бил туда, где не будет видно, Лучше бы ты спросила, что ты сделала, чтобы получить все это.
— И что же я сделала?
— Родилась.
Я попыталась понять, чем заслужила все это. Все, что я сделала плохого за последнее время: согласилась на помолвку с Джорданом. И не столь важно, что таким образом я сделала хуже себе, важно, что я сделала больно Анхелю.
Пробыв здесь достаточно времени, я пришла к пониманию, что помолвка с Джорданом была плохой идеей. Я никогда не любила его и уж точно никогда не была бы с ним счастлива зная, что совсем недалеко живет человек, которому я могла простить абсолютно все.
Даже сейчас я уже не так злилась на него и могла бы принять его слова за правду. Я не редко думала о том, как мы вообще пришли к той ситуации, в которой оказались.
Мы были близки в детстве, стали еще ближе после его возвращения. И как нас развело в разные стороны появление его бывшей? Меня свела с ума ревность, но правда состояла в том, что он не искал с ней встреч, не был рад ее появлению и все то время, пока я игнорировала его, пытался примириться со мной, а не объясниться с ней.
Даже поцелуй… был ли он тем, что я видела тем, что я приняла за правду? Или я вспылила и придумала того, чего не было? Могла ли она его поцеловать? Ведь вполне очевидно, что она приехала за ним. Очевидно, в ее интересах было рассорить нас и развести нас в разные стороны. Я хотела снова увидеть его, поговорить, выслушать его и услышать. Ведь у него должны быть объяснения. Хоть какие-то. Я хотела все исправить, все вернуть как было.
Смотря ночью из окна на звезды, я просила только одного — снова оказаться дома с семьей и близкими. Остальное казалось таким неважным и ничего не стоящим, но и это удовольствие у меня забрали. Меня увели в подвальное помещение, где не было ничего, кроме странного тюфяка на полу и кособокого стул.
Я не успела опомниться, как меня закрыли в этой комнате на замок. Кроме противостояния и того, что я не сдавалась и не поддавалась похитителю, я не делала ничего, чем заслужила бы такое обращение с собой. Я так и не узнала, что он хотел от меня и моей семьи, кто он такой и причем здесь дедушка, которого я не знала, и имела к нему отношение лишь родственной связью, которой я никогда не гордилась. Мне ничего не стали объяснять, просто отобрали то немногое, что было, и я по-прежнему никак на это не реагировала.
За мной пришли, как и позавчера, ровно в полночь. Странно, что похититель выбрал именно это время, будто ему нравилось устраивать изуверства под покровом ночи, будто так никто ничего не узнает, но если я когда-нибудь выберусь отсюда, он заплатит за все.
— Почему Вы так ненавидите меня? — я снова сидела с завязанными руками за спиной и ногами привязанными к ножкам стула. В очередной раз похититель смотрел, как его люди бьют меня и не говорил ничего, абсолютно ничего, получая садистское удовольствие от этого зрелища. Я повторяла вопрос раз за разом, снова и снова, и уже и не надеялась получить ответ, но мужчина в капюшоне нарушил тишину вместо того, чтобы приказать своим людям бить сильнее ответил.
— Я не ненавижу тебя, — спокойно будто мы сидели и пили чай, а он вовсе не наблюдал за издевательствами. — Сама ты мне безразлична.
— Почему тогда?
— Потому, что ты — дочь своего отца, а он сын своего.
— Разве это причина, — хмыкнула я, пусть и было больно из-за разбитой губы, — Разве похищают и бьют за то, что от нас не зависит?
— Верно. Но мне достаточно того, что ты внучка покойного короля. Он бы гордился тобой, такая красивая и чистая, может и полюбил бы. Именно поэтом ты здесь. Ты самая любимая и желанная принцесса Иллеа, драгоценность Максона. Именно через тебя я могу лучше всего отомстить.
— За что отомстить?
— Хочешь расскажу историю? — спроси похититель, но как я подозревала, в ответе он не нуждался.
— Была страна, которой правила королевская семья, и когда пришло время наследнику супругу, король собрал тридцать пять девушек во дворце, — эта история была мне хорошо знакома. Эта традиция продолжалась долгое время и не закончится ни на Нике, ни на его сыне. В целом она была красивой сказкой, но я чувствовала подвох. Заранее насторожившись, я стала слушать, радуясь хотя бы тому, что меня перестали бить.
— Одной из них была легкомысленная Тея из Атланты. Она была слишком глупой, чтобы, поддавшись честолюбивым мечтам и обаянию принца, спать с ним. Ее устраивало все, и она думала, что это только увеличит ее шансы на победу, но, как оказалось, ее сказка закончилась, как только об этом узнала королева. Она выгнала Тею, которая к своей глупости успела забеременеть, — похититель говорил слишком правильно, как для мошенника, хорошо поставленная речь, манера говорить… Кем он был? — Печальная история? Что думаешь сделал принц, когда узнал о ее положении? Сначала прислал письмо и деньги на аборт, а когда она этого не сделала, начал преследование. Бедняжке пришлось бежать в другую страну.
— Ребенок — Вы? — спросила я, еще до того, как мужчина откинул капюшон и показался мне.
Четко прослеживалось сходство между этим человеком и дедушкой, и даже папой. Он говорил правду, рассказал свою историю и, кроме того, и правда был бастардом предыдущего короля, но поразительнее этого было другое — как он невероятно напоминал нашего дворцового учителя танцев — Гиацинта. — Гиацинт — Ваш сын?