— Сегодня тяжелый день, — зачем-то оправдывается и мнется Шершнев.
Замираю. Мне кажется, или у него скулы покраснели? Смотрю на потолок, вздыхаю с облегчением. Тусклые теплые лампочки кого угодно превратят в розовощекую принцессу.
Вот подсветка сделана классно. А эту безвкусицу заменить бы на холодный свет.
— Глотни хоть, — скрипит сквозь зубы.
Что такое? Рука отсохла?
Злорадно хихикаю, глядя на попытки Шершнева быть галантным.
Ох, дорогуша. В сказке про красавицу и чудовище ты явно не второй персонаж.
— Сейчас, ага, — откидываю назад волосы. — Вдруг ты меня отравишь?
— Зачем? — давит смешок Шершнев. — Мы пока не женаты. От твоей смерти я ничего не получу.
Фыркаю и разворачиваю к выходу.
— Денег сэкономишь.
— Лечение твоего отца я уже оплатил! — летит в спину, пока я натягиваю туфли.
— Ты думаешь, что это все полагающиеся со мной в комплекте траты?
Шершнев вновь оказывается слишком близко и отравляет воздух своим ароматом.
— Нет. К моему огромному сожалению, я знаю весь список.
Жму плечами, затем придирчиво смотрю в зеркало. Невольно отмечаю, что сегодня мы очень гармонично смотримся. Классический черно-белый лук к лицу нам обоим.
Картинка мне нравится.
— Тогда откажись, — раздраженно отворачиваюсь и подхватываю сумочку ярко-красного цвета. — Зачем тебе головная боль?
Пусть аксессуар вырывается из образа и портит тошнотворную идиллию, но мне некогда перекладывать вещи.
— Оставить твоего отца умирать? — шипящие нотки в голосе пробираются под ворот пальто. Липкой дымкой окутывают с ног до головы.
Слова действуют, как холодный душ. Замираю, тяжело сглатываю. Шершнев стоит и не двигается. Только смотрит с плохо скрываемым бешенством. Злая маска перекашивает его лицо, пока я судорожно подбираю извинения.
Язык с трудом отлипает от неба.
— Олег, прости, я не то имела…
— Лена, — гремит он, и я затыкаюсь. — Ты пришла сюда сама, зная все условия. Я никого здесь не держу. Мое терпение нерезиновое. Хочешь идти — вперед. Чемодан еще не разобран.
Все его очарование слетает вмиг. На кончике языка крутятся обидные слова, но я упорно молчу. Глаза чешутся от подступивших слез. Настроение проваливается глубоко под землю.
Шершнев указывает мне на место. Больно, гадко и обидно. Но он говорит правду, ведь моей семье нужна его помощь.
— Прости, — стискиваю до хруста пальцев сумочку. — Подобное больше не повторится.
Глава 23
Поговорить с отцом, к сожалению, не выходит.
Мы успеваем, но автомобиль скорой помощи подъезжает прямо к трапу. А я смотрю на происходящее из здания аэропорта. Сердце разрывается, когда показывается тонкая фигура отца на каталке.
— Все будет хорошо, — мама, не сдерживая слез, сжимает мою руку и поглаживает по плечу. — Ты молодец, дочка.
— Почему ты не летишь с ним? — мой вопрос звучит резко. — Наняли каких-то чужих людей для сопровождения. Это ужасно. Ни одной родной души. Ты обязана быть с ним там.
Не хочется так говорить, но я не понимаю ее. Как прожить с человеком столько лет и остаться дома в такой момент? Будь моя воля, я бы сама поехала с отцом.
— Это желание твоего отца, — мама косится на Шершнева, который тактично стоит в стороне, и сильнее сжимает мою руку. — Он переживает за тебя.
— А за меня не нужно переживать, — шиплю и дергаю плечом. — Не у меня рак и сложная операция впереди.
— Леночка, — мама понижает голос до шепота, пока я рвусь из ее хватки.
Ничего не выходит. В маминой руке столько сил, что при желании она бы удержала самолет за хвост.
— Леночка, папа не дурак. И я пока на слабоумие не жалуюсь. Мы оба прекрасно понимаем, откуда деньги.
На этих словах она вновь кидает взгляд на Шершнева и посылает ему вежливую улыбку. Он хмурится, недоуменно смотрит на меня, а я в ответ отрицательно машу головой.