«Не подходи к нам, Олег».
С сомнением кошусь на мать. В сердце разливается надежда. Неужели папа не так уж безоговорочно доверяет Шершневу? То, как смотрит мама… Словно ощупывает каждый миллиметр кожи. Ищет то, что может ее напугать. Строго и безапелляционно изучает меня, потому я больше не злюсь.
В груди рождается огонек благодарности. Ощущаю мамину защиту, от которой становится легче.
— Я все придумала, — шепчет она, стоит Шершневу сойти с места. — Не волнуйся. Я не дам тебя в обиду.
— Тебе же нравится Олег. Что изменилось?
— Все, доченька. Все изменилось.
Решительность в ее взгляде завораживает. Из маленькой женщины она превращается во львицу.
— Ираида Васильевна? — Шершнев появляется рядом со мной в момент, когда мама отпускает мою руку.
Она поправляет безукоризненную прическу и посылает ему самую очаровательную улыбку.
— Олег, спасибо вам огромное, — мама одергивает рукава пальто и смахивает невидимые пылинки. — Вы — наш спаситель.
Ладонь Шершнева мягко ложится на мою талию, прожигает плотную ткань и оставляет след на коже. Нервно облизываю губы, когда Шершнев притягивает ближе. Практически вдавливает в себя.
— Нам пора на работу, — верчусь, чтобы выбраться из непрошенных объятий. — Олег, мы опаздываем.
Мама изумленно округляет глаза.
— Подождите, какая работа? А как же сделка?
Застываю и недоуменно смотрю сначала на нее, потом на Шершнева. Он явно недоволен тем, что она подняла вопрос при мне.
Неужели сделка — часть маминого плана?
— О чем речь? — хмурюсь и в упор смотрю на Шершнева.
Но тот молчит. Только косится на мать. А она, кажется, начисто лишилась инстинкта самосохранения. Потому что в следующий момент выдает:
— Дорогая, разве Олег не рассказывал? Он желает выкупить наш дом у банка.
— Ираида Васильевна, — цедит Шершнев сквозь зубы, пока я прихожу в себя от шокирующей новости. — Это был сюрприз.
Втягиваю воздух. Ноги подкашиваются. Прилагаю усилия, чтобы не упасть: цепляюсь за лацканы пиджака Шершнева и прячу страх под маской удивления.
Если он получит наш дом, то все будет кончено.
— Дорогая, тебе нехорошо? — мама подхватывает меня под локоть, пока Шершнев сканирует лицо. — Это же чудесная новость.
— Да и от моей квартиры ты не в восторге, — тянет он. — Будем жить в твоем доме.
До меня медленно доходит смысл разговора. Вот, значит, как она собирается следить. Будь все так, как они думают, я бы обрадовалась. Но вместо помощи мама, сама того не подозревая, отрезает мне путь к отступлению.
Все кружится. Перед глазами летают цветные пятна.
— Лен, ты меня пугаешь, — обеспокоенный голос Шершнева достигает сознания. — Вызвать врача?
— Не нужно, — резво мотаю головой. — Я в порядке.
— Тогда в чем дело?
В мозгах крутится тысяча и одна мысль. Мечусь между тем, чтоб сослаться на плохое самочувствие и позвонить Лазареву. Или натянуть лживую улыбку и сказать, что все нормально. Ни в одну из версий Шершнев не поверит. Потому что все они — ложь. Ее он чувствует, словно акула каплю крови. За тысячу километров.
Гул в ушах нарастает, паника долбит по вискам отбойным молотком. Страх стать разоблаченной обжигает кончик языка.
Решение приходит само собой.
— Не хочу, чтобы ты выкупал наш дом, — не придумав ничего лучше, говорю правду в глаза Шершневу.
Мама охает, а он хмурится.
— Лена, если это не сделаю я, то рано или поздно дом выкупит кто-то другой. И твои родители потеряют крышу над головой.
— Знаю, — выпрямляюсь и зло отталкиваю Шершнева. — Но я уже сказала свое мнение.
— У тебя сегодня со слухом туго? — его маска не выдерживает и трескается по швам. — Ты превращаешь своих родителей в бомжей.
— Будь добр, услышь меня, Олег, — спокойно беру ошеломленную мать за руку. — Я не хочу, чтобы это был именно ты. Твоей помощи с отцом хватает с головой. А как помочь своим родителям с домом, я разберусь сама. У меня еще в запасе тридцать процентов акций вполне успешной фирмы.