Почувствовать, как жадно сгребают в охапку сильные руки. Его рваное горячее дыхание, не терпящие сопротивления прикосновения, мощные, прошибающие до кончиков волос электрическими разрядами толчки внутри себя.
Представляю, как твердые шершавые ладони скользят по животу, сжимают грудь. Останавливаются на шее. Перекрывают дыхание до беззвучного визга восторга. А я податливым зверьком млею и благодарно скольжу языком по разрезанной ладони.
«Ты моя».
Жаркий спазм тягучей карамелью обвивает нутро, вышибает кислород из легких. Не иначе, как недавнее представление вскружило голову.
Исходящая в тот момент от Олега аура древнего воина моментально превратила меня в пищащую от возбуждения дуру. Как, блядь, в кино про викингов. Здоровый, в крови, с первобытным пробивающимся через парфюм запахом пота и чего-то животного, необъяснимо. Того, что заставляет кричать «он только мой!», бежать разжигать очаг, рожать детей конвейером, падать на колени, распахнув рот в ожидании члена и биться в оргазме только от того, как он смотрит.
Естественно, меня покорежило. Оглушило и приклеило к полу. Как после НЕГО меня мог касаться какой-то слизняк?
Плотоядный взгляд прилипает к бугрящейся ширинке и в трусах моментально становится мокро.
«Трахни меня прямо сейчас!» — верещит восторженная дура в голове, готовая отдаться в любой позе, склоняясь перед властью своего господина.
«Нам нужен принц на белом коне», — обиженно дует губы маленькая девочка.
«Вы — пленницы стереотипов. Мы хотим строить равноправные отношения со своим партнером», — отсекает их феминистка в воображаемом брючном костюме. Строго смотрит поверх очков в тонкой оправе.
«Идите. Дружно. На хуй», — заключаю, пытаясь собрать слюну с пола.
— Лена?
С трудом перевожу взор выше. Он, как приклеенный на самый мощный клей, не поддается с первого раза. Чувствую, что к щекам прилил жар и прекрасно понимаю, что Олегу все видно.
Подтверждение догадкам замечаю через секунду, когда встречаюсь с веселящимися чертятами в изумрудном взгляде. Они беснуются и рассыпают искры цвета свежего салата по почти скрывшимся за черными кляксами зрачков радужкам.
— Секунда — и я тебя трахну прямо на полу, — проговаривает совершенно спокойно.
А у самого оранжевые блики пламени сияют в глазах.
— Сейчас, — невозмутимо пожимаю плечами и откидываю за спину влажные волосы. — Я тебе кое-что покажу.
В единственной жилой комнате в квартире все так же, как было час назад. Убранство скромное: покосившийся шкаф, скрипящий под тяжестью собственного веса, массивный стол, заваленный бумагами принтер и тумбочка, пристроенная в ногах. С потухшим экраном на кровати дожидается хозяйку ноутбук. Покрывало откинуто в сторону, а мягкий свет из старого бра разливается по примятому одеялу.
Все вроде так же. Но что-то неуловимо изменилось.
Пропало ощущение открытия и безопасности.
Я знаю, куда приведет меня сегодняшний день. В груди внезапно болезненно щемит, а возбуждение испаряется под навалившейся тяжестью осознания неизбежного.
Олег заберет меня. Спрячет за семью замками, запретит высовывать нос, и как разъяренный дракон, будет отгонять каждого, кто посмеет пересечь границу.
Потому что мой викинг не умеет по другому. Потому что статус его женщины лишает голоса добрую часть трещащих дам в моей голове.
На автомате вытаскиваю из ящика небольшой плотный конверт. Прошлый раз, когда гостила у мамы, пересматривала фотографии и нашла интересные снимки. Отложила несколько, где мы с Женей совсем маленькие. Хотела сделать копии и передать другу, потому что знала, что его отец уничтожил все кадры с Лилией.
Не успела.
Когда я возвращаюсь, Олег смотрит недоуменно. В изумрудных радужках вопрос, но он молча забирает конверт из рук. Вытаскивает фото и замирает, разглядывая кадры девяностых годов. Переворачивает, и трясет головой, будто пытается сморгнуть галлюцинацию. Часто моргает при виде дат на обороте и напряженно хмурится.
«Точно запрет», — обреченно стонет сознание под сияющим блеском потемневших изумрудов.
— У меня папа детдомовский. Ты знаешь, наверное, — обхватываю себя руками и отвожу взор. — А родители мамы умерли рано. Бабушек с дедушками я совсем не помню. Поэтому как-то выяснить подробности нашего поразительного сходства с мамой Жени было не у кого.
— Сходства? — нервный смешок слетает с перекошенного рта. — Да вы, блядь, одинаковые. Если не считать твоего перфоманса с волосами. Лен, тебе не безопасно оставаться одной.
Слова Олега влетают в подготовленную почву, но все равно больно задевают нутро. Плечи опускаются под давлением строго голоса, голова падает на грудь. Я непроизвольно обнимаю себя за плечи, но не помогает.
— Я не хочу так, — шепчу, не рискуя поднять голову.
Столкнуться вновь со стеной из только его охуеть какого единственного правильного мнения. Я понимаю, что он заботиться, и что это необходимо, но в груди невыносимо трещит. Я не хочу возвращаться в клетку, слушать поток унижений и оскорблений от человека, которого люблю. Потому что он никогда не сможет контролировать себя.
— Собирай вещи.
Глава 18
Лена
Глава 18. Лена
Процесс сборки вещей затягивается, хотя их и не много. Больше времени уходит на замер окна и поиск подходящей компании, готовой в срочном порядке вставить пластиковый стеклопакет и балконную дверь.
Естественно, как бы яростно не шипит Олег, самое раннее, что нам предлагают, семь утра.
«Сегодня переночуем здесь», — сдается под напором обстоятельств Олег и скрывается в ванной около часа назад.
А Лазарь так и не объявляется. Что предельно странно, ибо даже если друг достучался до Ани и сейчас активно с ней мирился, все равно за пять часов нашел бы время как минимум черкануть пару строк.
Укутавшись в бамбуковое одеяло, лезу в историю сообщений. Яркий свет экрана в темной комнате режет уставшие глаза, поэтому не сразу удается сфокусироваться на непонятном символе внизу.
Сообщение не отправилось. Видимо, какой-то сбой. Жму, чтобы направить повторно, но палец замирает.
Каким бы гандоном не был Самуилович, друг его любит. Единственный родитель, отец, на которого он равнялся и старался угодить всю жизнь. Он и так причиняет Жене слишком много боли. Не хватало еще новости о том, что старый козел в край ебнулся и решил сделать подругу детства его мачехой.
Не давая себе передумать, удаляю несчастную строку. Затем кладу смартфон под подушку. Утыкаюсь в ту носом и с удовольствием тяну аромат собственного шампуня.
— Лен, а где постельное взять? — скребет по черепушке уставший голос Олега.
— В коробке у входа, — бормочу, не поднимая головы. — Одеяло в той комнате есть.
Но, вопреки ожиданиям, тихие шаги не отдаляются, а приближаются, заставляя глупое сердце радостно трепетать от близости любимого мужчины. Матрас скрипит и прогибается под тяжестью изученного до миллиметра тела, а бок обжигает прикосновение огненной кожи.
Кровать слишком маленькая для двоих, даже если один из них осторожно сидит на краю. Отчаянно жмусь к стенке. Подальше от исходящего от него магнетического жара и порабощающей легкие жженой сосны.
— Кто знает, что ты здесь?
Тихий ожидаемый вопрос повисает в воздухе. Кручусь, пытаясь устроится поудобнее.
— Я уже размышляла, — давлю, путаясь в одеяле, решившим опутать меня по руками ногам, подобно тугим лианам. — Самые близкие. Ты, Лазарь и Аня.
— Родители? — помогает Олег воскресить что-то в памяти.
Бестолку. Я слишком хорошо хранила тайну нашего разрыва.
— Нет, конечно. Папа только пришел в себя, мама там. Зачем им лишний стресс?
Да и рассказывать про надвигающийся развод наконец-то объединившейся семье не было никакого желания. Отец уважает и любит Олега. Он слишком обрадовался новости о нашем решении создать семью. Даже тогда, на грани жизни и смерти, новость о свадьбе принесла ему долгожданные минуты радости.