Никто не забыл чашку с торчащей из нее ложкой, не оставил лежащую доску. Но кроме любви к чистоте я подмечаю кое-что еще. Не видно ни чайника, ни солонки. Ни даже висящих на стене лопаточек. Вообще ничего. Это никогда не трогало меня, но сейчас я словно снова в наем с Олегом доме.
И от чего-то мне становится не уютно.
— Привычка, — внезапно задумчиво говорит она, проводя ладонью по пустой столешнице. — Знаешь, примета такая есть: оставленный на столе нож — к беде.
Замираю, пытаясь поймать в изумрудных радужках стальной холодный блеск. Он режет тонким лезвием, едва касаясь кожи. До мерзкого пощипывания, но не проникает внутрь. Такие царапины проявляются только если опустить руку в теплую воду и хорошенько там подержать.
Тень прошлого неуловима. Она гаснет, едва тетя Таня хлопает пушистыми ресницами и небрежно смахивает с высокого лба модную челку-шторку.
— Боже, боже, Аленушка! — взмахивает тонкими руками, на которых блестят неизменные браслеты. — А давай винца?
— А давайте, — моментально соглашаюсь.
Наш разговор перетекает в безопасное русло и, каким-то чудом, отвлекает от тревожных навязчивых мыслей. Я слушаю про Турцию, традиции, которыми пропиталась мать Олега. Про то что так и не смогло покорить сердце коренной сибирячки. Рассказ настолько яркий и захватывающий, что мы не успеваем следить не за временем.
Ни за количеством выпитого.
Что зря. Ибо трево, усталость и пропущенный обед вкупе с алкоголем — то еще месиво.
— Боже, Аленушка, а бодипозитив? — восклицает тетя Таня, когда нить диалога теряется и переходит в какое-то новое русло.
— Нет, я ничего не имею против, но ты видела? — искренне округляет глаза. — Откровенно скажу, что избавление от лишних килограммов — лучшее, что я сделала для себя, — смеется разомлевшая тетя Таня. — Хотя, ты не поймешь. Вон какая у нас тростиночка.
Мы давно перебрались в гостинную. Забрались с ногами на диван. Тетя Таня, облаченная в длинный элегантный синий халат навевающий какие-то восточные мотивы сидит, оперевшись на подголовник и зевает.
Рядом с ней тепло и спокойно. Будто у берега глубокой реки, рядом с которой потрескивает костер, а в воздухе витает аромат жареного зефира.
— Всю жизнь пухленькая была, колобок на ножках, — хихикает и шмыгает носом. — Когда Лежик родился, растащило в стороны. За питанием следить некогда, за гормонами тоже. Дети, Аленушка, такое счастье. Особенно, когда ты сама еще ребенок.
— Зато «молодая мама», — улыбаюсь и кружу блестящий бокал в руках. — Свои плюсы. И сын вырос, и есть время устроить личную жизнь.
— И минусы, — поджимает губы, а на щеках остаются грустные ямочки. — У меня же тоже свадьбы не было. С Костей в ЗАГС зашли, у него регистраторша знакомая печати поставила, и все. Шершнева.
— А почему?
— Ну на восьмом месяце особо не попрыгаешь, — отмахивается и морщится, маскируя какое-то вновь блеснувшее чувство. — Денег не было. Да и желания особо тоже. Ранние дети, — смаргивает какой-то туман и цепляет привычную маску веселости. — Боже, боже, Аленушка, а вы то когда?
— Не знаю, — отвечаю уклончиво. — Работы много…
Не могу врать. Сердце покрывает толстый слой льда. Он усыпан хрустящими трещинами, что при каждом шаге становятся только шире. Мучительно. Ранят тонкие сети сосудов и отбрасывают туда, где меня давно не было.
К маленькому мальчику, который уже мог родиться.
И, что самое ужасное, спустя время я понимаю, что так было нужно.
Отвратительное ощущение глобальной ошибки. Маленький ребенок просто уничтожил бы нас обоих и получил в подарок гору детских травм.
— Лен, он не плохой, — тихо и как-то болезненно шепчет тетя Таня. — Мудак, конечно, сыночка, тот еще, но не чудовище. Может плохо видно, но он правда старается.
— Не знаю, — выдыхаю с сомнением и сжимаю зудящие виски. — Не уверена…
— Поверь мне, — шипит хрипло и прочищает горло. — Я знаю, что происходит, когда он не борется. Прекрасно видела, на что способен его отец. Олег голову разобьет, но не станет таким, как он. Никогда.
— Мне казалось, что Олег достаточно тепло отзывается об отце…
Умолкаю, когда замечаю знакомый блеск в изумрудных радужках. Лихорадочный. Он идет откуда-то из глубин, трогая изумрудную поверхность разошедшейся волнами реки.
— Иногда любовь причиняет много боли, — безэмоционально чеканит, словно открывает дверь в старый чулан, из которого в нос ударяет запах затхлости и сырости. — Не суй палку в змеиное гнездо. Если ты любишь его несмотря ни на что — будь с ним. Но если это выше твоих сил — отпусти, дочка. Никто тебя не осудит, а кто осудит — идиоты. Я отпустила. Прекращай раскачивать и без того скрипучие качели, и тебе станет легче.
— А ему?
Вопрос рвется непроизвольно. Не потому что я уже решила. Нет, раздрай, который ураганом разрывает меня на две половины и шатает из стороны в сторону, только усиливается.
Что-то холодное зависает в воздухе. На миг. Потому что в следующий момент тетя Таня моргает и задумчиво смотрит на вторую пустую бутылку.
— Боже, боже, Аленушка! Тысячу лет не пила. Так, а Лежик у нас решил сегодня домой не возвращаться?
Полы покрытого причудливыми узорами халата стремительно разлетаются, когда тетя Таня исчезает на пороге гостинной. Она оставляет меня одну. Переварить услышанное.
Кутаюсь в мягкий плед и укладываюсь на мягком диване. Буквально на мгновение. На веки давит усталость, алкоголь и догадка, от которой в груди тревожно сжимается.
Не бывает таких совпадений.
Но если хорошо подумать, то именно оно отвечает на все возникающие у меня вопросы еще со времен института.
— Принцесса, — ласковый шепот пробирается в затуманенное сознание, а я с неохотой натягиваю теплый плед, не желая выныривать из какого-то приятного сна.
Жесткая ладонь снимает с лица волосы. Царапает щеки и обдает теплом с ног до головы. Ощущаю на лице свежее дыхание с примесью древесного запаха коньяка.
Недовольно хмурюсь, хотя легкие до предела забивает жженая сосна.
Олег в порядке. Он дома.
Облегчение теплыми волнами расходится по телу и окончательно расслабляет измученный разум.
— Уйди, — бурчу обиженно, плавая на грани сна.
Он ничего не говорит, а может я просто не слышу. Просто в один момент тело превращается в невесомое облако, опиравшееся о скалы. Горячие руки прижимают к каменной груди, а я с удовольствием утыкаюсь носом в гладкую ткань рубашки.
Думать я буду завтра.
Сегодня я точно никуда его не отпущу.
Глава 32
Лена
Глава 32. Лена.
Утро встречает меня ароматами кофе, чая с мелиссой, чего-то безумно вредного жаренного и пониманием, что уже два часа дня.
Подпрыгиваю, как ужаленная и судорожно проверяю список пропущенных. Разочарованный стон срывается с губ, едва я бегло прохожусь по бесконечному списку уведомлений. Голова пульсирует и грозится разорваться то ли от приступа похмелья, то ли от надвигающейся ледоколом паники.
Приехали, Елена Семеновна. Проспала, как школьница. Пробухала ночь с матерью бывшего мужа в ее доме. Отлично, это именно то, к чему стремилась всю жизнь.
Впопыхах набираю номер новой помощницы. Вера — ответственная девушка. По крайней мере мне так показалось на собеседовании. Марина очень рекомендовала подругу.
А я по прежнему ей верю.
Может и глупо, но когда ты проходишь через пубертатный период среди золотой молодежи, вопрос того, кто с кем спал приобретает совершенно другой оттенок. Среди всех, кого я знаю сегодня, как серьезных бизнесменов, сложно назвать людей, которые не пересекались на горизонтальной плоскости в те годы. Разве что я и Лазарев.