Мое чувство вины испарилось от ярких лучей свалившегося осознания. Пластика, зубы, спорт, интеллект. Олег уничтожал в себе все, до чего дотягивался. Одержимость, с которой он ненавидит себя, главная причина таких изменений.
Поэтому, пока он не выберется, никогда не поверит, что я люблю его. Сомневаюсь, что он не подвергает анализу любовь хоть кого-то из близких.
В моих руках заклятие, превратившее прекрасного принца в чудовище, но я не в силах ничего сделать.
Только он сам.
Палец Алексея Львовича задевает обручально кольцо и пускает по руке сеть мерзких цыпок. Раздраженно выдергиваю кисть и поправляю волосы.
Завтра же перекрашусь. Надоело.
— Алексей Львович, я задумалась, — скриплю сквозь зубы и облокачиваюсь на спинку стула. — Сложный день, простите.
— Не стоит извиняться, — улыбается и прикасается к бокалу. — Выпьем? Тебе нужно расслабиться.
— Я за рулем, — чеканю и неосознанно скрещиваю на груди руки.
Настолько мне нужен сраный проект? Паша выбит из колеи надолго, а у меня нет никакого желания продолжать неприятное общение. В голове непроизвольно всплывают цифры финансового плана на год. Пять. Я переставляю их с учетом отвалившегося Воробьева. Доход стремительно падает.
Но и расходы в моменте значительно уменьшаются.
А значит появляется место для перераспределения ресурсов.
В конце концов, можно посоветоваться с Женей. Олегом. Левой в конце концов. У нас столько умных мозгов в обойме, что мы точно придумаем, как выгодно закрыть пробоину. На крайний случай, возьмем на аутсорс все описанные выше фирмы. Все равно половина моих аналитиков оттуда.
Если ребята согласятся.
— Ты задумалась, — Воробьев чешет подбородок и щурится хитрой змеей в лучах солнца. — О чем?
— Думаю, хочу ли продолжать наше сотрудничество, Алексей Львович. Надоело терпеть каждый раз, когда вы переходите границы.
Он не прячет удивление. По поджатым губам легко читается недовольство. Зато мои глаза открыты, как никогда широко.
Он ебал бы мне мозг еще очень долго, выуживая на бесполезные встречи. Откровенно плевать на мотивы изворотливой твари. Он бесит меня, как никогда сильно.
— Ваш муж любит повторять отличную вещь. Бизнес не терпит эмоций, — цедит, разбрызгивая вокруг яд. — А вы ведете себя, как обиженная девочка. Я никогда не скрывал, что симпатизирую вам.
— Мой муж, Алексей Львович, влиятельный бизнесмен с превосходной репутацией в глазах партнеров. Настолько кристально чистой, что даже вылезшая наружу боль его прошлого не в силах ее запятнать, — улыбаюсь и подхватываю лежащую на коленях салфетку. — Он бы никогда не достиг таких высот, хватайся за сомнительные витиеватые предложения, обрастающие новыми условиями на ходу, и попусту растрачивая время. Я благодарна, что вы, Алексей Львович, упомянули Олега. Это разрешило последние сомнения.
— Лена, Лена, как же вы еще глупы и молоды, — смеется, промакивая губы.
Но я чувствую его уязвимость. Кристально вижу, как никогда. Могу разобрать на составляющие каждый нервный жест.
Испытываю невероятную радость за себя и свое решение.
Которое, наконец, принимаю без страха и сомнений.
— Вы мне неприятны, а наша сделка не двигается с мертвой точки слишком долго. Поэтому, Алексей Львович, прошу прощения, но ничем не могу вам помочь.
Поднимаюсь со стула, но жесткая рука обхватывает запястье. Сильно. Царапает звеньями браслета тонкую кожу. Дергает назад, а я уже готовлюсь запустить в охреневшего Воробьева тарелкой, как знакомая тень проносится мимо. Аромат жженой сосны приятно ласкает ноздри, а в груди разливается покой.
Жуткий хрип совпадает с визгом официантки, проходящей мимо.
Тру запястье и спокойно смотрю, как Олег, вцепившись в горло Алексея Львовича, приподнимает того от земли. Мне не стыдно за него, не страшно.
Я невероятно им горжусь.
Потому что когда Олег косится на меня, в его взгляде лишь блики беспокойства. И больше ничего. Он мельком проверяет, в порядке ли я, и возвращается к покраснейшей морде Воробьева.
— Если увижу иск, я такое про вас расскажу, не отмоетесь. Не злите человека, который видел вашу финансовую отчетность, — шиплю и двигаюсь ближе к Олегу. — И да, Алексей Львович, я настоятельно советую почаще вспоминать, кто мой муж.
— Ты в порядке? — не поворачиваясь, спрашивает Олег.
С удовольствием утыкаюсь носом в широкую спину. Провожу ладонями по жесткому торсу. Обвиваю руками и обнимаю крепко, насколько возможно. Потому что я соскучилась. Жутко. Очень сильно.
— Малыш, поехали домой, — мурчу устало, втягивая любимый аромат глубже.
Хочу пропитаться им насквозь.
Плечи Олега расслабляются под раздавшийся в стороне кашель.
— Это переходит границы, Шершнев! Так ты дела ведешь? — хрипит, растирая ладонями горло, Алексей Львович, пока рядом суетятся администратор, охрана и официанты.
Никто не решается подойти. Олег игнорирует остальных. Оборачивается и заглядывает в глаза. Хмурится, переваривая услышанное. В изумрудных радужках сияют звезды надежды, изумления и чего-то темного и таинственного, отчего внизу живота вмиг вспыхивает пламя. Облизываю, губы, когда Олег приподнимает лицо за подбородок, и улыбаюсь. Легко и беззаботно, потому что вижу его.
— Домой? — сипит, на автомате поглаживая щеку.
Беру за руку и переплетаю пальцы. Напитываюсь первобытной энергией, исходящей от любимого мужчины и едва не подпрыгиваю от восторга.
— Домой, Олег. Я очень хочу домой.
Глава 37
Лена
Глава 37. Лена
До кровати мы добираемся только под утро.
Недели, проведенных в чужих стенах, растворяются в порывистых стонах, восторженных криках и страстном шепоте, который отражается от пропитанного нашей любовью пространства. За прошедшие дни мы занимались сексом множество раз, но все меркнет в сравнении с ощущением дома.
Нашего дома.
Неспешные ленивые поцелуи сменяют неистовые жадные проникновения у каждой выступающей поверхности. Плавлюсь каждую секунду, распадаюсь на атомы, а собравшись в целое вновь оказываюсь в руках раскаленного до максимальных температур Олега.
С трудом открываю глаза и приподнимаюсь на локтях. После недавнего очередного оргазма едва удерживаюсь в таком положении, лежа на животе. Тело вибрирует, а из груди вырывается судорожный сип.
Похоже, мои голосовые связки накрылись и до завтра недоступны.
Краем глаза замечаю, что одеяло валяется на полу. Подкладываю под подбородок кисти и фиксирую голову, ибо позвоночник ушел в отпуск и отказывается ее держать. Влажные после душа и игрищ волосы ползут по спине и спутанным полотном валятся на подушку. Низ живота еще пылает от нашей несдержанности, а внутри стонет от свежих воспоминаний распирающего лоно огромного члена. Непроизвольно сглатываю. Чувствую, как в горле пересыхает от еще искрящегося на кончиках пальцев возбуждения.
Потому что мой взгляд пересекается с яркой зеленью сияющих в темноте радужек.
Олег лежит на спине. Закинув под голову руку, наблюдает за мной, а от изумрудного взора в груди ускоряется пропитанное насквозь нежностью сердце. В его глазах целый мир, который, наконец, больше не кажется непонятным.
Но самое главное, что в них я вижу свое отражение.
Большая ладонь ложится мне на щеку. Гладит, ласкает, дразнит, а у меня в голове — перекати-поле. Не хочу думать. Вообще ни о чем. Уже наступил новый, наполненный пиздецом день.
Но в нем, наконец-то, я счастлива.
Трусь восторженной кошкой и мурчу, когда твердые пальцы зарываются в волосы. Массируют ноющие корни, извиняются за причиненную боль. А мне плевать. Потому что я упивалась каждым моментом.
Страсть — это не то, за что нужно испытывать чувство вины.
— Нужно вещи завтра забрать, — кашляет, поджимая губы, и сводит брови.