Разворачиваю ноутбук так, чтобы ей было видно, а она удивленно приподнимает брови. Невольно улыбаюсь, заметив туман смятения под широко распахнутыми ресницами.
— Нужно найти связь между этим счетом, — щелкаю мышкой на нужный документ. — И этим. Мой мозг отказывается. Слева я расписал, на чем обрываются исходящие операции, справа — с чего начинаются поступления. И где-то проебаны пара траншей. Посмотришь?
— Да, конечно! — чуть ли не взвизгивает от радости Лена и сгребает цепкими лапками ноутбук, хлестнув по лицу обновленными золотистыми локонами. — Чайку завари мне. Или нет. Лучше кофе. Но сладкий! И без сливок. Хотя…
— Я понял, сделаю чай, — поднимаюсь с места под рвущийся из груди смех.
— С молоком!
— Сливками.
— И без сахара.
— Две ложки.
— Да, — довольно крякает, забравшись с ногами на диван, жена. — Все то он знает.
— А с тобой по другому не проживешь, — вздыхаю и щелкаю чайником. — Сколько времени потребуется?
— А нисколько, — внезапно тянет она и хмурит брови. — Час максимум. Я знаю, чего ты не видишь, Олег.
Застываю. Кошусь на белесый затылок, который дергается под клацанье клавиш. И нихрена не понимаю, что происходит внутри.
Александр Самуилович у меня в руках. А я, блядь, будто и не рад этому.
Глава 40
Олег
Глава 40. Олег
Ебанный галстук душит. Недовольно дергаю гладкую удавку и обреченно стягиваю с шеи. Переодеваюсь пятнадцатый раз, но собраться никак не могу. Под ребрами зудит бензопила «Дружба», а в глотке мастер маляр-штукатур херачит наждачкой с крупным зерном. Тщательно так выскребывает воспаленные стенки и остатки благоразумия.
А я нихрена не понимаю, что происходит.
Даже Лена не выдержала и свалила с полным чемоданом косметики и одежды к Лазаревым. Оттуда и должны вместе все поехать на вечер. Вот Лена и унеслась под ручку с каким-то жутко дорогим стилистом, пропев, что они с Аней сегодня собираются ослепить каждую богатую ядовитую дуру на вечере.
По глазам видел — не поэтому моя жена за полчаса собрала целую команду высококлассных специалистов для сборов. Лена тщательно пыталась скрыть, что исчезает из-за моих дерганных движений и мата сквозь зубы.
«Шикарно, Олег Константинович», — шипит молчащая неделю скользкая тварь, двойным языком щекоча след от галстука: «Собственная жена боится попасть под горячую руку. Чудовище-е-е».
Мое отражение покрывается рябью. Будто смотрю не в твердую ровную поверхность, а на прозрачный слой ледяного озера. Изображение движется, качается и смеется. Мерзко и противно, до пробирающегося до кишок мороза. Ледяные осколки впиваются в тонкую сеть сосудов, рвут мягкую плоть, когда я цепляю взглядом глаза.
Ледяные. Серые. Мертвые.
Упираюсь ладонями в прохладное зеркало и медленно втягиваю воздух. Он обжигает слизистую и пустынным, сухим ветром залепляет крошечные раны горячими песчинками. Зверь опасно рычит и рвется вперед. Жаждет расквасить ненавистную рожу в зеркале. Уничтожить, искоренить на уровне ДНК. Стереть со страниц истории.
— Олег?
С трудом фокусируюсь на замершей в дверях фигуре.
— Сань, ты какого хрена здесь делаешь? — хриплю и кашляю, откидывая удавку в сторону.
— Ее величество забыла какую-то супер-важную побрякушку, — трясет ключами от нашего дома Левицкий, обеспокоено блуждая черными угольками зрачков по моему лицу. — А ты не берешь трубку. Я с радостью смылся при первой возможности. Кирюха бушует.
Что-то в его взгляде меняется. Холод и отрешенность, которыми мы встречали друг друга многие годы заменяют звенящие лимонные капли жалости. Они настолько кислые, что вызывают жжение и тошноту.
Лева знает.
Скорее всего, узнал после той ночи, когда мы с его отцом очень долго сидели и разговаривали у него дома. Николай Игоревич достаточно активно предавался воспоминаниям, и много, где, не выбирал выражения. Не удивительно, что головастый Саня, который сам внутренне сильно смахивал на отца, допер, что к чему.
И это изменило его отношение ко мне.
Что неимоверно бесит.
Олег Шершнев ему что-то на хуй в друзьях не сдавался. Не помешало хорошее отношение девушку увести. А теперь, посмотри, блядь. Беспокоится.
Бесит, уебок.
— Из-за какой-то хуйни нужно ключи раздавать кому попало, — слова движутся под влиянием шипящей в груди кислоты.
— Ну и мудак же ты, Шершень, — хрипит в ответ расплывающийся перед залитый красной пеленой взором Левицкий.
Руки вибрируют, а мышцы болезненно скулят, разгоняя сердце до запредельной частоты. Я с силой стискиваю зубы и трясу головой, пытаясь проморгаться.
— Саня, иди на хуй, — рычу, стискивая трещащие от напряжения кулаки.
— Успокойся, блядь, уже! — рявкает мне в лицо ядовитой слюной, а я едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться с места. — В телефон посмотри, Лена там что-то прислала.
Лена.
Волшебное слово для зверя действует безотказно. Наплевав на пыхтящего черного дракона в дверях, я утыкаюсь в смартфон. Левицкий, не дожидаясь разрешения, закатив глаза, проходит в дом и плюхается на диван.
Предварительно переодевшись в тапочки, что, несмотря на мое сопротивление, немедленно согревает сердце.
Пролистываю миллион уведомлений, пока не нахожу важное.
Два.
Сладкое оставляю на потом, и первым открываю сообщение от Марины. Лаконичная, как никогда, моя в скором времени бывшая помощница и, по совместительству, похоже, девушка Левицкого, прислала только одно слово. Имя, точнее, и прикрепленную аудиозапись.
Последний гвоздь в крышку гроба Самуиловича. Всего пять буквы.
«Марго».
Конечно, я не удивлен. Все мы так или иначе ходили вокруг именно этого предположения, но никто не хотел верить. Бойкая помощница Павла Андреевича, его единственная оставшаяся опора сейчас, в которой он так нуждался, предала его, Лену. Всех.
«Спасибо».
Отправляю единственное слово. Мы уже все обсудили. Марина сама пожелала уволиться, пообещав, что доведет до конца дела. Крысу и благотворительный вечер.
Естественно, как и всегда, она справилась блестяще, а я наконец-то мог отпустить ее с легким сердцем. Как скажет Лена: «В загребущие лапки черного дракона».
Сообщение от Лены я открываю уже в приподнятом настроении. Плюхнувшись на диван рядом с пышащим от обиды Левой, молча протягиваю кружку. С чаем. Апельсиновое печенье — очень ароматная штука, Лена обожает. Да и у Левицкого дома все пропахло. И едва не роняю кружку, когда, перейдя по ссылке в сообщение, взгляд улавливает композицию из десяти снимков.
Лены.
В той самой «побрякушке» на шее.
И больше ни в чем.
— Еба-а-а, — тянет рядом, естественно, нихрена не успевший заметить Левицкий.
Просто у меня на лице написано. И челюсть где-то под диваном потерялась. И стояком можно людей сшибать.
— Ну ой, давай, не жадобься. Что там, а?
Пинаю мерзко хихикающего друга.
«Сохрани к себе в облако, любимый», — прилетает сообщение с подмигивающим смайликом: «Да, и ожерелье принеси. Чтобы на сцене не забыл, что ждет после».
Гнева, как не бывало. Один, блядь, вопрос. Где живет тот фотограф, которому нужно выколоть глаза?
— На счет Самуиловича, — внезапно подает голос Лева, а я поворачиваюсь к посерьезневшему приятелю. — Мое мнение. Не тащи на себе. Решите вместе с Лазарем. А теперь пойдем, пока там организаторов на микрочастицы не разорвал один маленький Вишневский.
— Не хотю-у-у-у-у! — шутливо тянем вместе и смеемся, покидая стены нашего дома.
Глава 41
Лена
Глава 41. Лена
— Убери от меня эту хуйню! — сорвавшийся на фальсет визг Олега застает меня на пороге оборудованной под гримерку комнате.
— Лежик, ну ой. Не верещи, ушки закладывает. Давай, покажи мне секс, — тянет довольный чем-то до мурлыканья Лева.