Бедность надоела до чертей. Я хотел, чтобы Лена понимала, от чего отказалась. Чтобы ей было больно осознавать, что нищий, на которого она наткнулась, на самом деле прекрасный принц с огромным наследством.
Но я не смог притащить этот сранный чемодан ей и швырнуть деньги в лицо.
Потому что хотел, чтобы моя принцесса любила меня таким, какой я есть.
Задачка, с которой так и не справилась ни одна живая душа.
— Каша?
Сонный голос Жени рассеивает мерзкий туман воспоминаний. Он стоит и вполне с аппетитом втягивает аромат белого месива. Приподняв крышку, наклоняется над плитой, а затем задумчиво косится на валяющуюся в раковине сковороду.
— А яичница в чем провинилась?
— Сгорела, — отмахиваюсь и поднимаюсь с места. — У тебя сигарет нет? Все обыскал.
— Бросай курить — вставай на лыжи, — наигранно бодро просканировал Женя, зачерпывая ложкой прямо из кастрюли предмет моих стараний. — Шершень, что как на похоронах? Такое чувство, что не меня, а тебя бросили.
— Ешь уже. Поговорим, и я поеду в офис.
— Ой, мамочка, конечно, конечно. Лечу и падаю. Каша, кстати, топ, — вытягивает большой палец, запихивая ложку с горкой в рот.
Знакомое тепло от вышедшего из-за туч солнышка согревает промороженные легки и вызывает улыбку.
— На здоровье.
Глава 47
Лена
Глава 47. Лена
— Ты какая-то волшебная. Что-то случилось?
— А ты странный.
— Один — один, — выдыхает Олег и крепче прижимает к себе.
Удобнее устраиваюсь на широкой твердой груди. Олег неторопливо перебирает мои волосы и то и дело прикладывается к бокалу с соком. Вечерний просмотр какой-то мелодрамы перетекает в ленивое убаюкивание друг друга.
В сюжет не вникаю. Некогда. Слишком соскучилась за бешенные дни. Во всех смыслах этого слова.
— Серьезно, Лен, — шепчет, обдавая теплым дыханием до легкой щекотки тонкие волоски на виске. — О чем думаешь?
— Представляю наших детей, — честно отвечаю, обвив руками горячее тело.
— В честь чего лирическое настроение?
«Потому что ты станешь папой. И я уверена, что это девочки. Две наших маленьких принцессы», — торможу на вылете такие важные слова.
И на это несколько причин.
Во-первых, я жду результат анализов.
На удивление, вторая беременность протекает спокойно, и два плода соответствуют своему возрасту в шесть недель. Аномалия прикрепления эмбрионов нет, но тревожным фактором остается картина прошлой замершей беременности. Наша с Олегом несовместимость никуда не делась, но врач говорит, что косвенных признаков для беспокойства нет. Конечно, у меня взяли кровь, но для точной картины должно пройти еще четыре недели.
Только тогда станет понятно, есть ли риск отторжения или нет.
Во-вторых, в нашем доме сто лет не было праздника.
Постоянно какая-то тяжесть. А я хочу, очень. Дождаться, когда Аня с Женей, наконец, помирятся, собрать всех на наш с Женей традиционный День рождения и подарить Олегу самый главный подарок в присутствии родных и близких.
Только вот День рождения через полторы недели. И здесь нестыковочка.
В-третьих, Аня еще не закончила проект обновленного дома. А трогать ее сейчас — кощунство. Можно считать моей прихотью, но хочется отдать Олегу в руки все неопровержимые доказательства того, что чтобы не происходило дальше, я хочу быть с ним.
Потому что я уверена, что вместе мы справимся. Теперь уже точно.
Хочет Олег того или нет, но никто из огромной семьи не даст ему свалиться туда, откуда так и не выбрался Александр Самуилович. Нас много.
Осталось только убедиться, что с нашими девочками все хорошо. Потому что в порыве обрадовать Олега и дать ему будущее, очень не хочется выбить и без того шаткую сейчас почву у него из под ног.
За прошедшие дни Олег изменился. Что-то пошатнулось, и это пугает. Переход на таблетки, Женя, активная терапия.
Его выстроенная картина мира хрустит и крошится. Кокон, плотный, будто яичная скорлупа, покрывается тонкой сетью трещин. Поэтому он и защищается в два раза сильнее.
И самое сложное ему еще предстоит. Последнее.
— Думаю, на кого они будут похожи, — задумчиво прикусываю губу и осторожно провожу ногтем напряженные мышцы скульптурного пресса.
— На тебя, — не раздумывая ни секунды, ожидаемо отвечает Олег.
— Так не бывает, чтобы ребенок взял черты только одного родителя, — улыбаюсь и прикрываю глаза. — В этом же и есть магия генетики. Неповторимое сочетание двух людей, приводящее к новому.
Я знаю, почему он так говорит. И очень хочу, чтобы Олег меня услышал.
— Вот ты, очевидно, на первый взгляд больше похож на отца, — говорю как можно мягче.
А сердце под твердым слоем мышц тревожно замирает.
— С чего взяла?
— Потому что знаю твою маму, — отвечаю уклончиво, но логично.
— Я сам на себя похож.
— Конечно, — шепчу и успокаивающе целую замысловатую татуировку на ребрах. — В этом же и прелесть. Каждый человек уникален. Что-то мы принимаем от одного родителя, что-то от другого. Где-то вылезают черты бабушек и дедушек, которые были незаметны в прошлом поколении.
— Окей, — хмыкает. — Пусть от меня им достанется, не знаю, цвет глаз?
Разочарованно поджимаю губы. Выделил единственное самое не Лазаревское.
Невозможно так ненавидеть себя и быть счастливым.
Я с трудом могу найти абсолютно хорошие качества Александра Самуиловича, проявляющиеся в Олеге. Поэтому начинаю с самого очевидного.
— Что скажешь насчет музыкального таланта? Абсолютный слух. Здорово же.
Переплетаю наши пальцы. Царапаю шершавые подушечки и подношу к губам. Нежно целую каждую, а дыхание Олега стремительно учащается.
— Бесполезная хрень, не имеющая практического применения. Блажь.
— Ум? Бизнес-хватка. Я очень многому у тебя научилась. Ты достиг очень больших высот.
— Твой аналитический мозг нравится мне гораздо больше, — кашляет с натугой.
— А что скажешь насчет верности? Способность любить раз и на всю жизнь. Это очень редко в наше время и оттого бесценно.
— Нет.
Олег отстраняется. Садится и трет лицо, а я слышу хруст льда на зубах. Тепло из комнаты уходит, будто кто-то распахнул дверь на высоте в тысячу метров. Того и гляди вытянет всех и скинет в холодную воду.
Ежусь и осторожно прикасаюсь к набухшим мышцам рук.
Он дергается. Уползает растревоженной змеей подальше в безопасную почву. Спасается бегством от очередного столкновения с собственными страхами.
— Почему?
— Потому что нет, Лен.
— Олег…
— Блядь, я сказал «нет». Что непонятного? — скрипит с нескрываемой злобой.
— Ты сам сказал, что хочешь ребенка, — с трудом проглатываю обиду и тяну наполненный озоном воздух. — Как собрался набор передаваемых качеств контролировать? Или думаешь, что его под заказ соберут?
Молчит. Дышит тяжело и хрипло, будто ярость забила альвеолы и раздражает нежные стенки бронхов. Не двигаюсь с места. Знаю, что сейчас рванет, но не собираюсь спасаться бегством.
Мы, блядь, сдвинемся с мертвой точки.
— Хладнокровие.
Недоуменно моргаю, глядя на замершую статую.
— Что?
— Способность принимать адекватные взвешенные решения в условиях постоянного непрекращающегося пиздеца, — медленно выдыхает и пронзает покрывшимися дымкой ледяными изумрудами. — Лен, помнишь, ты как-то пообещала сделать все, что я скажу?
— Это здесь причем, — недоуменно хмурюсь, разглядывая ожесточенные резкие черты.
— Не причем. Помнишь?
— Конечно.
Сложно забыть. Тогда мир казался враждебным и чужим, а любимый человек в нем больше походил на кровожадного монстра, чем на принца на белом коне.
— Я попрошу кое-что сделать. И ты должна меня послушаться. Хорошо?
— Не очень понимаю, — трясу недоуменно головой, наблюдая за тем, как пляшут желваки на лице Олега. — Это что-то из терапии?