твою автомобильную тетрадку...
Мальчик виновато вздохнул.
— Нету ее больше, дядя Румянцев.
— Как нету?!
— Любка наша изорвала,— невесело объяснил он.— Добралась как-то и давай, да еще
жевала, а может, и ела...
Васиной сестренке едва миновало два года.
— И ты не отнял?!
— В школе я был. Когда домой пришел, мамка уж все в печь столкала.
Моисеенко от досады аж хлопнул ладонью по колену. А Суетин спросил:
— Ты записывал номера машин, на которых приезжали с зерном?
— Записывал. Для порядку. А вдруг они на обратной дороге наш торф накладут. Могло
ведь быть?
— Могло, конечно, могло. Молодец ты, Василий,— невесело отозвался ему Румянцев.— И
как это ты проморгал!..
— Так ведь без понятия она, наша Любка.
— Много приезжих с зерном было? — опять вступил Суетин.
— За две осени штук десять, не меньше.
— Жаль...
— Кабы не мамка, я бы сложил да переписал. А то нашел несколько кусочков, которые под
кровать попали, что с них толку-то?
— А где они у тебя? Не выбросил?
— Где-то в коробке,— равнодушно махнул рукой Вася. Видно было, что потеря охладила
его к прежнему занятию.
— Может, найдешь?
Васины поиски остатков тетради затянулись. Мужчины вышли из квартиры на улицу и
закурили. Некурящий Румянцев сокрушался:
— Видели? Золото парень! И вот тебе на! Сам-то он такой ведь аккуратист!..
Наконец Вася появился с коробкой в руке. Побросав папиросы, Суетин и Моисеенко
вернулись в комнату. Содержимое коробки из-под конфет выложили на стол. Вася деловито
помогал раскладывать клочки бумаги на клеенке. На многих из них номера сохранились
полностью, на других остались только серии или две-три цифры.
Сознавая, что пользы от полученных сведений немного, Дмитрий Николаевич все-таки
бережно сложил бумажки в конверт и серьезно поблагодарил парня.
8
На поверку бумажки Васи Самылкина оказались не совсем безынтересными.
Большинство машин, которые с трудом удалось установить, принадлежали близлежащим
предприятиям или колхозам и никакого отношения к зерну не имели.
Но две — кустанайская и шадринская, Курганской области, — следователей озадачили. У
кустанайской сохранилась серия и три цифры, найти ее не представляло труда. Шадринскую же
узнали только по серии. Ее отыскать было не просто.
Тем не менее, после короткого совета Суетин сел за обстоятельную телеграмму в
Кустанайское областное управление, а Моисеенко срочно собрался в Шадринск.
Накануне отъезда Суетин посоветовал:
— Сапог-то с мешочком прихвати с собой.
— Уже — в чемодане, Дмитрий Николаевич.
9
В Шадринске Анатолий Моисеенко понял, что задержится в командировке надолго. На
полях обширного хлебного района в полном разгаре шла страда. Все машины, без которых
могли обойтись в городе хотя бы на короткое время, разъехались по колхозам и совхозам. Это
прибавляло хлопот. Суетин и Моисеенко еще дома решили оставить в покое гаражи шадринских
промышленных предприятий. Но обстановка изменила их план, эти машины тоже могли
участвовать в махинациях с зерном.
Работники шадринской автоинспекции не отказывали Моисеенко в помощи. Но прошло
две недели. Суетин сообщил в Шадринск Моисеенко, что уже получил ответ из Кустаная, где
машину обнаружили. На ней действительно приезжали в Соколовку торговать зерном.
Торговцев, живых и здоровых, задержали всех, даже начали следствие по хищению зерна. А в
Шадринске дело не двигалось. И только к исходу третьей недели в одном из колхозов нашли
машину, шофером которой оказался молдаванин. В памяти Анатолия Моисеенко тотчас встала
маленькая робкая женщина из Соколовки, утверждавшая, что зерном торговал цыган, и он
немедленно погнал в деревню.
Сельский участковый уполномоченный доставил его на полевой стан, где ночевал шофер
Сырба, почти к полуночи. Сырба, черный и корявый, вышел к милиционерам в старой
выгоревшей гимнастерке и штанах, заправленных в кирзовые сапоги. Моисеенко больше не
сомневался, что имеет дело с тем, с кем нужно. Если этот человек не убийца, то он определенно
зернокрад. И он не стал с ним разговаривать, а просто забрал его в Шадринск.
От Анатолия Моисеенко и его помощника не укрылось, как прятал от них Сырба сразу
ставший пустым взгляд, как торопливо залезал в «газик», словно боялся плевка от своих
односельчан, как хрипло попросил разрешения закурить и после этого отвернулся к окошку.
В отделении милиции он молча, не посмотрев на конвоира, зашел в камеру, а когда его
спросили, хочет ли есть, бросил злобно:
— Не надо.
Утром он встретил их так же настороженно. На все вопросы отвечал коротко и отказывался
от всего.
— Видели же тебя в Соколовке,— пробовал увещать его Моисеенко.— Ну, подумай сам,
как бы мы нашли тебя без номера машины?
— Не знаю.
— Ты, когда торговал зерном, фамилию свою с домашним адресом покупателям не
называл?
— Я не торговал.
— А это — твой?
И Моисеенко неожиданно бросил ему под ноги мешок. Сырба только скосил на него свои
угольные глаза:
— Не мой.
— Эх, парень, парень, ничего-то ты не понимаешь! Тебя-то нашли по машине. От этого не
уйдешь. Почему же о попутчиках молчишь? Кто эти двое?
— Не ездил. Не знаю.
— Чего боишься-то?
— Ничего не боюсь.
Через сутки перед Сырбой выложили еще два таких же мешка.
— Видишь,— говорил Моисеенко.—Из вашего колхоза. Заведующий зерноскладом сказал,
что еще к позапрошлой уборочной запасали...
— Он знает, я — нет,— отрезал Сырба и отвернулся.
Последующие дни ничего не дали. Сырба молчал. Ни по путевым листам, ни из разговоров
с деревенскими узнать о его дальних поездках ничего не удалось. Никто не мог припомнить
среди его знакомых и хромого. Скорее всего такого и не было, потому что Сырба только два года
назад демобилизовался из армии и жил на виду. Моисеенко мог лишь предполагать, что
знакомый Сырбе хромой жил в одной из соседних деревень. Но в шадринских деревнях, как и в
Верхнепышминском районе, пропавших без вести хромых не значилось.
— Зерно ты крал,—изводил разговорами Сырбу Моисеенко.— И все равно отвечать тебе
придется. Но ты скрываешь сообщников, хочешь оставить их на свободе, чтобы они и дальше
воровали. За это тебя накажут строже. Себе хуже делаешь.
— Наказывайте.
...Моисеенко не спрашивал Сырбу о его хромом спутнике из опасения, как бы парень не
заперся окончательно. Не вынимал из чемодана и сапог.
Договорившись с шадринскими товарищами о продолжении розыска сообщников Сырбы
по продаже краденого зерна и прихватив с собой колхозные мешки для доказательства, что они
из той же партии, что и соколовский, Моисеенко выехал домой, в Верхнюю Пышму.
Разумеется, вместе с задержанным Сырбой.
Когда подъезжали к Пышме, Моисеенко не сдержался:
— Места знакомые?
Сырба только зыркнул на него, и Анатолий окончательно убедился в душе, что не ошибся
вопросом.
10
Суетин и Моисеенко не хотели рисковать.
Сырба молчал. Молчал перед лицом неопровержимых улик. В чем же причина его
упорства? Кто его сообщники, и все ли они живы?
Не узнав этого, следствие не могло идти к своей главной цели.
Суетин и Моисеенко почти ежедневно связывались с Шадринском по телефону, но там все
еще ничего не нашли. Шадринский уголовный розыск безуспешно метался в поисках знакомых
Сырбы. Оказалось, что после войны молдаван в район приехало множество. Может быть, кто-то
из них, если и не был сообщником Сырбы, знал о его поездках с зерном. Но как их заставить
говорить, если сам Сырба молчит?
Поиски продолжались.