ХАРТУМ
Недавно я услышал от одного старика поговорку: «Холостой в семье всегда мальчишка». Это навело меня на мысль, что отец скорей всего потому и говорит со мной без уважения, что я еще не женат. Замечаю тоже, что после свадьбы Каймараса мама то и дело посмотрит на меня, посмотрит — и вздохнет. Мне казалось, ждет от меня слова. Какого? Спрашивать об этом глупо. Старится моя мама, а сестренку того и гляди сосватают. Маме помощница в доме нужна…
Так долго тянуться не могло. В один прекрасный день я сказал отцу и матери, что есть на свете девушка, зовут ее Мадиной… Больше ни слова не успел вымолвить, мама искоса посмотрела:
— То-то я видела, какая она веселая…
— Мама, мама, я же еще ничего не сказал, ничего не решил…
Отец рассмеялся:
— Думаешь, не видно? Всему аулу видно, что скоро свадьба.
Я почувствовал, что краснею.
— Мне же только месяц назад исполнилось восемнадцать, — сказал я.
Было ясно, что отец на моей стороне. И действительно, он сразу же подыскал в ответ мне народную пословицу:
— Кто рано в путь пустился и кто рано женился — не пожалеют.
Можете себе представить, как вся наша семья была удивлена и обижена, когда сваты вернулись от матери Мадины ни с чем. Мама сказала:
— Теперь твоя влюбленная весь дом разнесет.
Я пожал плечами:
— С чего ты взяла, мама, что Мадина влюблена?
— Э, никто не знает, только весь аул гудит. Сиди спокойно, сын мой. Если сваты наши оказались такими, неужели плакать будем? Завтра сама пойду к ее матери, поговорю как полагается. Корову солью приманивают, человека — языком!
На следующий вечер мама злая вернулась, еще не переступила порог — закричала на весь дом:
— Пусть убережет нас аллах от этой шайтановой ослицы!
— Кого так ругаешь, мама? Тетя Култум разве ослица?
— «Тетя, тетя»! — передразнила меня мама. — Я ее и не видела. Твоя влюбленная чуть с ног меня не сбила. Толкалась, ругалась. Выгнала, выгнала меня девчонка, вытолкала с порога…
Пришел отец, выслушал нас с мамой и сказал, что с этого дня запрещает мне думать о Мадине. Я день терпел, другой, а потом послал ей с соседским мальчишкой записочку:
«Мадина, думать о тебе запрещено. Хочу видеть!»
Ее ответ гласил:
«Милый Хартум, завтра утром пойду в долину Синей воды пасти ишака».
Ранним утром я собирался в лес. Отец удивился, почему ухожу без него и на час раньше. Услышав мой ответ, он похвалил меня. Я не хотел ему лгать, но если б он узнал правду, мне пришлось бы обмануть Мадину и отправиться на работу, вместо того чтобы встретиться с ней. Отцу я сказал, что намерен в тишине и без свидетелей поработать над новым изделием. Я почти правду сказал отцу, не так ли? Когда же вышел на пустынную улицу и, пройдя кладбище, свернул не к комбинату, а в противоположную сторону, к лесу, во мне заговорила совесть: «Как так ты прогуливаешь? Мадина дома работает, может гулять в любое время. Вообще девчонка, да? Ты, мастер, какое право имеешь…
Чтобы поменьше размышлять, чтобы отстала от меня совесть, я свернул с широкой тропы в заросли шиповника. Проваливался, спотыкался, острые иглы впивались мне в руки, царапали лицо, рвали одежду. Пройти к месту свидания можно было и минуя такие препятствия. Я нарочно себя мучил.
За кустарником заревел ишак. Слава богу, я здесь не один! Остается найти Мадину. Ишака я обнаружил быстро. Он стоял, привязанный за ногу к орешине, и, стремясь освободиться, дергал куст. Спелые орехи шрапнелью сыпались на меня. Ишак есть, орехи есть, где та, ради которой я нарушил трудовую дисциплину?
Хотелось как-нибудь превратить все в шутку. И то, что отца с матерью обманул, и то, что на работу не пошел. Скажу честно: я голову потерял. Волновался. Сперва потому, что иду к Мадине, теперь — потому, что нет Мадины. Кричать стал: «Мадина, Ма-ди-на!» — никто мне не откликался.
Куда она могла деваться? Я даже стал подозревать, что ишак сюда сам пришел, сам себя за ногу привязал. Вдруг кто-то снял с моей головы кепку.
— Ну, теперь ты мне попалась! — Я быстро обернулся.