Без приглашения

— Город, газеты, что нам, а? Наш аул гордиться должен, род наш весь. Ты бы видела, сестра, как радовался Ахмед, когда Айгима получила диплом. Это знаешь? Это понимаешь? Во всей нашей семье, во всем роде — первая с дипломом, с высшим образованием… Для сапожника, для кузнеца, для слесаря, для рыбака? Так говорю — не так?! Молчи, молчи, Муслимат, умоляю. И ты молчи, паршивая девчонка. Что такое он за тебя решил? Прыгать до потолка надо. Петь надо, как птица поет… А когда птица поет? Когда счастлива, когда муж есть. Он же за тебя ходил, старался — перед всеми открыл: «Дело сделано, мы муж и жена». Ты дочка сестры нашей, сиротка, бедная, сундука нет у тебя. Если б не Советская власть — могла бы выйти за богатого?

— А Хасан не богатый, что ли? — с неуверенным возмущением говорит Муслимат.

— Оставь! Не в богатстве счастье. Для чего образование женщи-не! Ты… ты, сестра Муслимат, вовремя напомнила. Верно, верно — первый раз после семилетки жениха из аула для нашей Айгимы привезли. Какой был жених?

Муслимат от души хохочет:

— Сопливый.

— Не смейся — сопливый к тому времени десятилетку кончил, трактористом стал. Помнишь, сваты грамоту принесли…

— Ха-ха! — грохочет Муслимат.

Вспомнив давнее это происшествие, улыбается сквозь слезы и Айгима. Улыбка ее еще больше вдохновляет Зулейху. Теперь она говорит проникновенно:

— Да, да, грамоту с золотыми буквами… Ахмед тогда, ой, как смеялся. Проводил гостей, так мне сказал: «Неужели для тракториста наша Айгима?! Пусть лучше дальше учится».

— Ну для чего это, тетя Зулейха!

— Подожди, подожди, девочка. После десятилетки второй жених был. Забыла? Заведующий пришел с калымом, фермой заведовал, барана привез, в папахе вошел, трубку курил — сам баран! Ни одной книжки не читал. — Муслимат и Айгима смеются, но Зулейха не разделяет их веселости, ей не до шуток. Оглядев комнату, задержав взгляд на этажерке с книгами, говорит со слезами в голосе: — Вот сколько книжек накупила наша племянница. Все до строчки прочитала, каждую букву. Для сапожника мучилась? Для него ночи не спала?! Зачеты-мачеты, экзамены-мекзамены!..

Айгима в недоумении:

— Да не собираюсь я ни за какого Хасана!

— За кого же ты собираешься?! — гремит Муслимат. — Чего ты нам голову морочишь!

— Мой Ахмед, слушай, что сказал, когда три дня назад племянница новость принесла, спасибо тебе — ты тоже кормилица, не одни только мы. Слушай, что сказал: «Умница! Добилась своего». — Зулейха поворачивается к Айгиме. — Целовал тебя. Первый раз в жизни. А ты, а ты… — Она с рыданиями падает в ноги Айгиме. — Ой, Айгима-а, девочка, что такое ты делаешь! Как тебе трудно было, неужели опять учиться, учить, учебник, книги… Женщина женщиной должна быть, детей рожать, мужу обеды готовить, заботиться о нем. Не бросай ученого — твое счастье в нем. Мало что лысый — за его спиной беды знать не будешь.

Айгима, глядя в окно:

— Не люблю я его больше.

— …ты ученая, и муж должен быть ученый…

— Нет, нет, — не могу простить.

Выскакивает кукушка в часах, Зулейха подымается с коленей:

— Уже полдесятого! — вся трясясь, изнемогая от волнения и возмущения: — Ой, Айгима, Айгима, удар нам в сердце наносишь. Как Ахмеду скажу… Мы ж тебя за дочку считали. Ждали радости от тебя, дождались. В аул письма послали, перед всеми знакомыми гордились: племянница не зря в институт пошла, не зря ночами мучилась. Не учительницей будет — женой большого хакима. Ой, Айгима, не делай глупости, не позорь нас, стариков…

— Что вы говорите, как вам не стыдно, тетя! — Айгима одним рывком сбрасывает с себя новое платье. Движения ее судорожны. Она мечется по комнате. Кое-как одевается в старое. Хватает сумку, наспех причесывается, берет новые босоножки, приостанавливается в дверях, хочет что-то сказать, но отмахивается и убегает.

— Побойся аллаха, Айгима! — кричат обе тетки…»