— Зачем ей?! — воскликнул я чуть не с возмущением.
— Как так «зачем»? Готовит себя к серьезной писательской деятельности. Мы с ней летали на вертолете, катались по каналу на «Ракете», были в цирке, в зоопарке и в мастерских модерных художников. И при этом почтя ежедневно работали. Не меньше четырех часов. И она еще успевала бегать в министерство: желает, видите ли, попасть на прием только к министру, заместители не устраивают…
— Ну, объясни толком! — взмолился я. — Для чего приехала, о чем хлопочет? Выгнали — это и она сказала, и Мукаш. За что? Конкретно?
— Выгнали не выгнали, незачем ей возвращаться! Она должна стать профессиональной писательницей. Литература — истинное ее призвание. Выгнали из педагогов — так тем и лучше. Уже опубликовала сама и с моей помощью шесть стихотворений… До знакомства со мной два, а при моем содействии еще четыре. Я дрался за нее, доказывал, декламировал, стучал кулаком. Станет, станет Амина москвичкой! Прописку берусь устроить. Фиктивный брак — и все в порядке. Мало, что ли, хороших ребят…
— Что ты мелешь? Глупые шутки!
— Нет человека серьезнее, чем я сейчас… У Амины одна беда — какие-то свои идейки. Тысячу раз повторил: сюжет, сюжет — основа всего, бог, царь и воинское начальство. Материал, жизненные наблюдения — все на службу сюжету! Есть свое, пережитое — гони сюда! Публика охотно жует черный хлеб жизни. Но, вгрызаясь в буханку, ищет запеченную внутри жемчужину сюжета. Лирика — чудо, поэта слушают… десять пятнадцать минут. Повесть, киноповесть, пьеса…
— А почему киноповесть, а не просто сценарий?
— Учись жизни, чудачок! Ты для того и в столице. Учись, парень! Ни один профессор тебе механику не преподнесет. Киноповесть вот что такое: написанный порядочным языком сценарий. Настолько порядочным, чтобы можно было тиснуть в журнале. Но сюжет — обязательно острый, лучше всего детективный, — дай-подай, хоть кровь из носу! Это ж не настоящая проза, видал, на пачках бумаги пишут «Потребительская»? Есть, мой дорогой, и потребительская литература. Без нее журналы чахнут…
— Все-таки не пойму — не лучше ли отнести на студию сценарий?
— Готовый? Да ты с луны свалился. Какой же уважающий себя сценарист придет на «Мосфильм» или на любую другую кинофабрику со сценарием, написанным без договора, без аванса? Так поступают дилетанты, а их презирают. Их творения именуют самотеком, сплавляют внештатным консультантам — злым, как осенние мухи, сценаристам-неудачникам. Намерен писать киносценарий — сочини заявку, а еще лучше либретто. Тащи в сценарную мастерскую. Одна из многих заявок может прийтись по вкусу режиссеру. Потом…
— А киноповесть?
— Э, брат, тут дело другое. Это ж проза. Да ты что, и вправду беби? А еще член Союза писателей. Напечатали в журнале, — значит, твой труд апробирован, ты в цене! Милый, с Винским не пропадешь. Мы выбросили в надлежащую волну княжну Мери…
— Амину так называешь?
— А почему бы и нет? Помнишь, в киноповести у нее прозвище «Смерть Печорину». Это из жизни. Действительно такая. Слишком даже такая.
— Влюбилась в тебя?
— Точнее бы работал — тогда б не сорвалась. Я нетерпелив. Да ты сам, если не рыба и не ящерица, пусти в ход воображение, все поймешь. Девушка с тобой в одной комнате. Представляешь? Да ведь она сочтет себя оскорбленной, если не предпримешь хотя бы робкой попытки. А я рыжий — что в переводе с древнего санскрита означает «пылкий». Кумекаешь в санскрите? У меня мама была портнихой, в отрочестве я не мог оставаться спокойным даже наедине с манекеном…
— Манекен не влепит пощечину?
— Мне уже Амина растолковала: горянка горцу давать пощечину не решается. Рискует получить сдачи? Ну, а моя личность девические пощечины не то что выдерживает — горячат, как шпоры скакуна. Тут другое. Пощечина явилась катализатором, детонатором, критической массой; высвободилась огромная энергия.
— Брось! — я заговорил его языком. — Брось, Яшка! Скажи — попытался, да не вышло.
Он кинул быстрый взгляд:
— По-честному? Не-ет, не во вкусе. Личико, глазки — то, что и надо. Фигурка?.. Как тебе сказать? Ножки подгуляли — чем выше, тем тоньше… Учти, между прочим, — девяносто процентов наших мужчин обожают полных. И только пять процентов… очень полных. Ха-ха-ха!