Я сказал:
— Не будет шести тысяч. У меня, во всяком случае…
— Тогда думай дальше! — И он ушел, бросив на меня свой раздутый портфель.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Ушел. Меня не позвал. Не спросил, не проголодался ли и я. Походка была решительная, твердая. Сильный и ловкий человек Яков Александрович Винский. Нетрудно представить такого на боксерском ринге. Но однажды решил: литература — лучший способ жить, кормиться, вращаться. Похоже, что удовольствие ему доставляет именно вращение. В кругу писателей, журналистов, редакторов. Дразнить их, подмигивать им, называть Сашей, Ваней, Алешей, Костькой. И еще он любит соавторство: вдвоем не скучно. Он жизнерадостный, и сам не желает скучать, и другим не дает.
«Думай, думай, Магомед! — говорил я себе, и что-то вроде азарта горячило мою кровь. — Думай, думай, Магомед, потом будет поздно, он осчастливит другого, а тебя отбросит, как отбросил Амину…»
Я раздувал в себе отвращение к новому своему приятелю, хотел бы вызвать в себе справедливый гнев, презрение к беспринципности, пошлости, цинизму. Но вот передо мной портфель. Солидный, прекрасной тисненой кожи, настоящая вещь. Не все ли мне равно, кто скроил его и сшил. Циник, прелюбодей, пьяница или добродетельный отец семейства? Вещь живет вне ее творца. А часто и вне его мыслей и убеждений. Толстой проповедовал вегетарианство и непротивление злу. Бальзак громогласно объявлял себя монархистом, презирал буржуазию, занимался спекуляциями и в горькие минуты неудач называл себя пролетарием, нищим…
Толстой, Бальзак, ты-то тут при чем?.. Давно проснулись птицы, в кустах дрались воробьи, голуби бродили возле моих ног, надеясь, что принес хлебные крошки. На Спасской башне пробило шесть раз. С аэродрома пришел первый автобус с интуристами. То и дело подкатывали к главному входу такси… Проклятый портфель! Сиди, сторожи… Наверно, у меня ужасный вид — посинел и весь распух.
Все это литература, да?
Я учился в седьмом классе кубачинской школы, когда наша учительница литературы вышла замуж и уехала в Баку. Вместо нее появился русский из Таганрога. Длинный, тощий, чудной. На первом же уроке ни с того ни с сего отозвался на дальний звон; узнав, что колокол оповещает о наступлении праздника весны, без разрешения завуча увел нас в горы. Я вспомнил приезжего учителя потому, что он первым открыл перед нами связь окружающей нас жизни с литературой. Учитель сказал, что литература — это все. Нам, мальчишкам и девчонкам, сказал, что все мы писатели, чем рассмешил безмерно. Однажды ткнул пальцем в сторону болтушки и щебетуньи Зейнаб Ибрагимовой:
— Что ты рассказывала своим подругам на большой перемене? Вас собралось много, все хохотали. Не смущайся, говори правду.
— Я? Не помню… Ах, да — наша корова лягнула ведро и пролила молоко. Я обрадовалась, что сегодня мама не заставит меня крутить сепаратор. Она ждала, что буду горевать. Заметив, что я нисколько не печалюсь, мама стала красной, как синьор Помидор, схватила за руку и потащила к сепаратору: «Крути, дрянь ты эдакая!» И стала лить в сепаратор воду…
— И все смеялись твоему рассказу?
— Не все.
— В Кубачи доят не в ведро — в глиняные цедила. И сепараторов нет, — поднялась первая ученица Райханат. — Зейнаб выдумщица, она вас морочит.
— Часто ты придумываешь разные истории, чтобы посмешить подруг? — спросил Зейнаб новый учитель. Он ничуть не рассердился.
— Часто, часто! — закричали девчонки. — Она у нас выдумщица.
— Писательница?
— По литературе у меня тройка, — потупившись, проговорила Зейнаб.
— И все равно ты писательница. — Учитель поднял длинный палец. — С самого раннего детства мы почти невольно подмечаем достойное внимания, а интересное рассказываем. Никто не расскажет: «Я шел по дороге». Но если увидит радугу… просто увидит радугу — обязательно расскажет тому, кто не видел. И о драке расскажет, и о слезах, и о радости. Каждый ищет интересное, запоминает, прибавляет от себя, рассказывает.
— Радуга была двойной! — вскочил я.
— Сегодня радуга была обыкновенной, — сказал учитель, и все поддержали его.
— Простая радуга…
— Нисколько не двойная!
— Даже не доставала до земли, половинка, не больше.
— Нет, целая.
Тогда я с вызовом крикнул:
— Двойная! Я двойную видел…
Учитель спросил:
— Тебе так хочется? Очень хочется?
— Двойная интереснее, — сказал я.
— Кто за то, что двойная интереснее, поднимите руки!
Половина учеников подняла руки. Другая половина кричала: вранье, сочинительство!..