Вот еще пример.
В моей повести «Жизнь не ждет», которая, как вы помните, полтора года назад вышла на даргинском языке, ученица десятого класса Бика рассказывает Кавсарат, что у них был хороший учитель. Русский. Приезжий из Ростова. Его обожали все дети — он был добрым и справедливым. Я, автор, ввел в повесть этого русского, желая помянуть добрым словом того странного человека, который пятнадцать лет назад работал в Кубачи. Помните, он удивил меня тем, что назвал писателем, хотя сам я о писательстве и не помышлял.
Так или иначе, он был дорог моему сердцу, вот я и ввел его в повесть.
Что же сделала Амина? Она своевольно передала действия Ивана Васильевича — старого и опытного педагога — новенькой учительнице Кавсарат.
Речь шла о борьбе с чухто.
Чухто — национальный женский головной убор: черная атласная лента прячет лоб, от нее до плеч спускается легкая ткань. Мусульманский закон предписывал женщине, а равно и девочке, скрывать от мужских взглядов голову. Что касается меня, я думаю, что чухто — некая переходная ступень от паранджи, чачвана и чадры, как бы постепенное нарушение давнего предписания. Женщины наших соседей-азербайджанцев до революции носили чадру. Многие женщины Пакистана, Сирии, Ливии и поныне прячутся под паранджой. Раньше так было во владениях эмира Бухарского, ханов Хивинского и Кокандского.
Надо ли забираться в столь далекие воспоминания? Да, сделать это надо. Иначе трудно понять, почему органы народного образования нашей республики с таким ожесточением изгоняли чухто. Они видели в нем религиозный пережиток.
В моей повести я рассказал, как в ожидании приезда инспектора в класс, где вел урок Иван Васильевич, ворвался завуч и стал срывать с девочек чухто. Иван Васильевич выгнал завуча. Но потом девочки из любви к своему учителю добровольно согласились прятать чухто и сидеть на уроке с непокрытой головой.
В своей повести я рассказал правду или полуправду: девочки, уходя домой, надевали чухто и только в школе снимали — обманывали и родителей и учителей. Угождали и тем и другим. Их никто не сумел убедить, что этот головной убор скрывает красивую прическу и волосы. Таким образом, говоря языком современным, не было сделано ничего для эстетического воспитания школьниц.
Как поступила Амина?
Вероятно, сама она, приехав в горный аул в конце 1967 года, вряд ли могла увидеть, да еще в десятом классе, девочек в чухто. Но во времена Кавсарат, которая работала в Лайле несколькими годами раньше, все сочиненное переводчицей выглядело вполне реальным.
Амина в переводе написала, что не Иван Васильевич, а сама Кавсарат ведет борьбу с чухто. Но как? Она говорит ученицам:
«— И ваши слишком длинные, неуклюже сшитые платья, и грубая обувь, и чухто портят вашу внешность. Вы молоденькие старушки. Кто из вас, уходя из дому, смотрится в зеркало? Поднимите руки.
Ни одна рука не поднялась. Мальчишки тоже не подняли рук, но, так как я обращалась к девочкам, стали над ними смеяться.
И вот однажды я решилась на маскарад.
Девочка Бика, с которой мы успели сдружиться, согласилась мне помочь. Смелая, способная, много читающая, хорошо танцующая, Бика Кадыева была чем-то похожа на меня. С первых же дней гуляла со мной по горам, приходила в гости, брала книги и журналы, перерисовывала из журнала мод картинки. И вот в один прекрасный день мы с ней поменялись одеждой. Она вошла в класс в моем городском коротком платье, в туфлях на высоком каблуке; волосы на ее голове я уложила в современную прическу.
Мы вошли в класс одновременно: я в чухто, в широком сером платье, в длинных шароварах, торчавших ниже подола, в остроносых калошах. Я подошла к учительскому столу, как ни в чем не бывало принялась вести урок, что-то говорила, но слова мои тонули в общем хохоте.
Когда же все немножко успокоились, я попросила Бику стать рядом со мной. Так мы стояли, всего лишь стояли рядом, и весь класс нам дружно рукоплескал. Достоялись мы до того, что на аплодисменты прибежали завуч, директор, и начался скандал… Но зато на следующий день ни одна ученица не пришла в чухто. Они поняли, что портят себя, свою внешность. А потом? Потом кое-кто начал перешивать платья, некоторым девочкам родители купили школьную форму…»
Сцена в переводе Амины показана шире. Я не считаю нужным повторять ее во всех подробностях. Моя Кавсарат не была такой смелой. Амина создала яркую картину. Зрительно показала, как выигрывает в красоте и свободе девушка, одетая современно.
Я позавидовал Амине. Не боюсь этого сказать. Понял, как она работала над переводом, чего добивалась. Похоже, что учить меня взялась.