Он так многозначительно произнес эту фразу, с таким страданием в голосе, что я лихорадочно стала вспоминать, но не могла вспомнить ничего удивительного, а тем более компрометирующего.
Завуч: Идя навстречу вашим привычкам, я сказал «вечером». Но это была ночь. В Лайле двадцать два часа — ночь. Что значит полночь, вы помните? Отвечайте без фокусов. И в русской, и в нашей литературе, и в сказаниях народных что означает полночь?
Я не могла понять, какова причина столь глубоких переживаний завуча. Попробовала быть простой и точной.
Я: Полночь — это двенадцать часов, или, как теперь принято выражаться, ноль-ноль часов ноль-ноль минут.
Завуч: Кавсарат Самадовна! Раз и навсегда усвойте: полночь в ауле — это половина ночи, середина ее. Не знаю, как вы относитесь к Гоголю, но в его произведениях ведьмы собираются на шабаш точно в полночь. Обратите внимание: я перешел на язык литературы. Так вот, двадцать два часа в Лайле не вечер, а уже ночь. Правда, многие еще не спят. Но улица пуста.
Я: Улица пуста.
Завуч: Что можно делать в это время на пустой улице?
Я: В хорошую или плохую погоду?
Завуч: В дождь.
Я: Ой, Башир Ахмедович, да вы просто чудак. Все, все вспомнила. Я гуляла.
Завуч: Гуляли?! Знаете ли вы, что ни один человек в ауле не поверит, ни один судебный заседатель не поверит, что женщина, да еще молодая, в такое время одна гуляет… Что с вами делать? Из окон все видели: приезжая учительница ходит туда-сюда по улице. Переполошила всех.
Я: Тем, что гуляла?
Завуч: Тем, что ходили туда и обратно: никто не мог понять, куда вы идете. Одни говорили: «У нее болит зуб». Другие: «Болит живот». Но вы не держались за щеку и не сгибались от боли. Весело прохаживались. Туда-сюда, туда-сюда. Да еще пританцовывали. А потом?
Я: В том, что вы говорите, есть правда.
Завуч (с гордостью): Я всегда говорю правду.
Я: Если б я была парнем, влюбленным мальчишкой с чунгуром в руках и ходила без цели, все бы сказали: «Этот бездельник влюблен, никому не дает покоя».
Завуч: Вот все и решили, что вы влюблены. А потом вы зашагали в сторону бывшей женской мечети, где теперь у нас клуб…
Я: Оттуда были слышны звуки рояля.
Завуч: И вошли в клуб, да?
Я: Вошла.
Клуб в ауле Лайла — это большой дощатый зал, где на помосте стоит расстроенный рояль. А за роялем висит белое полотно — экран кинопередвижки. Проход между скамьями широк, и есть еще место перед сценой. В тот вечер я гуляла по улице и радовалась, что могу гулять одна. Мне и в голову не приходило, что совершаю какое-то отступление от обычаев. Накрапывал дождь. Мелкий, теплый. Он не мешал, а помогал моим мыслям. Вдруг услышала звуки рояля. Подошла к клубу. Там светились окна. Кто-то неуверенно подбирал и наконец подобрал знакомую веселую мелодию. Как же я была поражена, узнав летку-енку… Ни о чем особенно не думая, я вошла в клуб, в пустой зал, освещенный большой керосиновой лампой, и увидела: на сцене сидит спиной ко мне и с увлечением барабанит по клавишам Манап. Справа от него стоял грубый ящик с ручкой; в таком ящике плотники носят свои инструменты — клещи, ножовки, не знаю что еще. И я поняла: он настраивал рояль, все это время работал, добивался результата и веселой мелодией празднует свой успех. У меня было хорошее, чуть смешливое настроение. Этот дикий мальчишка, без пяти минут мужчина, грубоватый, нелепый, за две недели, что я живу и работаю в ауле, ни разу не приходил на мои уроки: ужасно обиделся. По-человечески его понимаю. Обманула, назвалась десятиклассницей. Может быть, хотел, но не мог, душа протестовала, потому и не приходил. Он знал, я знала, но никто больше. Ведь началось с того, что я у развилки дороги протанцевала летку-енку вокруг своего чемодана. Танцевала от радости, что лезгин-шофер отнесся ко мне с доброй сердечностью. Так было. А потом вышел из-за кустов парнишка с пушком на верхней губе, и тащил мой тяжелый чемодан, и ждал под деревом против школьных окон. Смешной парнишка, смешная история, о которой я никому рассказать не могла.
Когда вошла в пустой гулкий зал и нежданно услышала ту самую летку-енку, я под влиянием настроения, танцуя, прошлась между скамьями; он не услышал меня. Скрипучим голосом завуча я его окликнула: