— Заходите, заходите, ребята!
Первым вошел Аскер Цагатов. Мы с ним уже виделись, он слегка поклонился. Пожал плечами.
Винский зазывал у дверей:
— Все заходите. Увидите экземпляр!..
Виновато улыбаясь и поеживаясь, вошли подгоняемые Винским Талалай, Шара Шараев.
— В чем тут у вас дело? — не садясь, спросил Аскер. — Магомед, если верить нашему коллеге Якову Александровичу Винскому, ты что-то такое…
— Не что-то такое! — воскликнул Винский. — А определенно такое. Самодур! Дикарь! Воображала! Классик! Три человека — Амина, которую вы все знаете, — Амина Булатова — готовый член групкома писателей, поэтесса, переводчица. И… без пяти минут моя жена. Я сам как редактор и ее соавтор по сценарию…
Шара Шараев сказал:
— Мы, извините, слышали: дагестанская девушка от сценария при всех отказалась. Мы, извините… как это перевод? Как вы будете муж? За ней Мукаш ухаживал, пиджак надевал. Как это выходит замуж за вас? У верблюдов говорят: разную масть скрещивать — порода портится…
— А де нареченна? Не бачу, — улыбнулся Талалай. — Ой, не добре дило…
Тогда Винский отвернулся от вошедших и напустился на меня:
— Честные люди не нарушают слова, договор дороже денег. Обнадежил и обманул молодую писательницу…
Его слушали хмуро. Не знаю, чем бы кончилось. На пороге возник Костя Богатеев. Сияющий, чистенький:
— Минуту внимания! — голос его срывался от восторга, — Чрезвычайные новости: я только что с аэродрома. Провожал Амину и… Мукаша. Тра-та-та-та-там… — Он проиграл на губах туш. — Есть пьеса, есть!
— Улетела? Вы лжете! — взвился Винский.
— Махал ей рукой. Самолет выруливал на летную дорожку.
— А я говорю — врете! — в неистовстве орал Винский. — Махачкалинский вылетает в десять утра.
— Прошу не грубить, — сказал Костя. — Она полетела бакинским. Вам лично просила передать: «Не надейся и не жди!» Есть пьеса, есть!
— А Мукаш? — спросил я. — Тоже, тоже с ней?
— К дьяволу! К черту! — орал Винский-старший.
— Ура! — кричал младший.
— А все-таки, Костя, — повторил я, — Мукаш?..
— Второго билета не было. Мукаш полетит утром — махачкалинским. Оттуда вертолетом, следом за Аминой — в аул Лайла.
Оба Винских, как по команде, вскочили со своих мест и, один с папкой, другой с огромным портфелем, выбежали из комнаты. Я — за ними. Лифт братья ждать не стали, помчались вниз по лестнице. А мы все сгрудились на площадке.
— Стойте! Стойте, Винские! — кричал я им вслед. — Нет такого аула в Дагестане, нет. Лайлу выдумал я. Только в моей книге — больше нигде!
Они не захотели слушать, не остановились. Я человек близорукий. Мне, наверное, показалось… Но мог бы поручиться — оба Винские слились. Мгновенно и совершенно слились. Остался один огромный рыжий Винский.
Что бы это значило?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Опять и опять напоминаю: пишу через два месяца после начала событий. Пишу в своей махачкалинской квартире. Полностью истратил каникулы. Домашние упрекают — и жена, и десятилетний Курбан, и пятилетняя Мадинка.
Слышу в соседней комнате говорят.
Мадинка: Папа приехал отдыхать, приехал к нам, почему запирается? Больше нас не любит?
Моя жена Фатима: Папа… влюбился в чужую тетю. Его бумажные тети важнее всех.
Мадинка: А можно с ними играть? Если Новый год — я бы выпросила у паны и повесила на елку.
Курбан (очень серьезно): Елка не наш праздник.
Мадинка: Наш, наш, наш!.. Папа говорит: теперь все наше!
Фатима: Не шуми, папа работает.
Мадинка: Буду мешать, буду шуметь. Папа, отдай тетю!
Что делать? Не откликаться? Не отвечать? Вообще — за что я отвечаю, какую ответственность несу? Какое отношение имеет ко мне вся эта московская кутерьма?
Фатима (входит в мою комнату, закрывает за собой дверь): Ты влюблен!
Я. Сам себе говорю: не был бы влюблен — неужели тратил бы каникулы на эти вот записки? Вот только никак не найду, ни в одном справочнике, где в Дагестане аул Лайла. Не сердись, милая. Не имею права забывать, оставлять на произвол судьбы. Недавно мама вытащила из сундука старую фотографию папы. Попросила увеличить. Чтобы повесить на стену, чтобы люди видели, вспоминали. У меня маленькая рваная фотография из журнала, где эта учительница напечатала свои стихи. Даргинка. Ни на кого не похожа. Слишком дерзкая. Может быть, глупая. Кажется талантливая. Киргизский поэт Мукаш Колдыбаев полтора месяца летает на вертолетах по всему Дагестану — ищет аул Лайла. Может быть, ты знаешь, где лежит моя выдумка?