А все-таки хорошо, наверно, что нет рядом Беллы. Вряд ли увлек бы ее, напрасно надрываюсь… Вспомнил, вспомнил: я ведь говорил, что, приехав, не узнал свой аул, по-новому увидел Кубачи. Истинная правда! Раньше все было обыденным, будничным. Наверно, потому, что раньше я не уезжал надолго ни от горы Мацабех, ни от горы Цицилы. Родных звуков, родных запахов не покидал, а потому и не умел ценить, не умел им удивляться.
…Внимание мое привлек дробный стук — негромкий, но отчетливый и ясный. Так позванивают стальные молоточки златокузнецов. Нет, это длинной цепочкой, одна за другой, возвращаются с дальнего родника девушки. Стройные, легкие. Разве идут? Нет, плывут. Шелковый белоснежный каз обнял шею и грудь, перебросился через плечо и распустился по спине, едва не касаясь пяток. Длинное платье, красное или зеленое, так облегает тело, будто девушка родилась в нем. Опираясь на бедро, полустоит-полувисит крытый черным или желтым лаком узкогорлый мучал — кувшин, каких нигде не увидишь, только у нас в горах. Белая шерстяная тесьма, подхватив мучал, тянется через плечо на грудь. Спереди подвешен луженный оловом кувшинчик, по-нашему кутка. Им черпают воду из родника. Как живой, движется кутка в такт шагу, а железная петля на горле мучала стучит и стучит, позванивает. Десять ли, пятнадцать ли девушек идут с родника — у всех петли звенят одновременно — так согласован этот их общий танец подъема воды. Я правду говорю. Сегодня первый раз заметил, что даже с полными мучалами поднимаются наши девушки как бы в танце. Знают ли они, что я любуюсь ими с крыши своей сакли? Я и другие парни… нас, посмотри, немало встречает на крышах восход.
Вот девушки верхнего аула уже и на улице — одна за другой скрываются в воротах домов. А из среднего аула вышла цепочка других девушек. Вниз легко идти, да? Думаешь, побегут к роднику? Нет, и они плывут и танцуют степенный, полный достоинства горский танец. А почему не слышно звона? Идя по воду, тесьму нужно продеть через петлю. И она не стучит.
Если зорки твои глаза — увидишь, как одна за другой ставят девушки свои мучалы под каменную арку на длинную, иссеченную временем гранитную плиту. Первая девушка набрала воду из родника, перебросила тесьму через плечо, повернулась с полным мучалом, и вот она уже поднимается по тропе, не ждет подруг. Подруги поочередно теми же ловкими движениями наполняют свои мучалы. И — смотри-ка, смотри! — они, будто и не останавливались, идут и идут, теперь уже вверх — танец не прерывался… Может, не танец, а? Может, и это накиш — кубачинский орнамент? Строгий и прозрачный, легкий и четкий…
Наш орнамент, наш орнамент! Откуда он только не приходит под резец златокузнецов! Цепи гор, лоза винограда, пенистая река, зубчатые вершины елей, дымы саклей и бегущие облака. Все рождает орнамент — пойманный резцом танец.
От вершины горы Цицилы оторвался орел, распластал крылья и повис над лесом. Со склона Кайдеш-горы донеслось до моего слуха прерывистое пенье куропатки. Сколько дичи, сколько индеек и кур унес этот проклятый орел! Долго будем ему прощать? Хватит! Нет больше в сердце моем жалости ни к нему, ни к его детям!.. Схватив отцовское ружье, я помчался на выручку кайдешским куропаткам.
Да, есть еще у нас Кайдеш-гора — «Многохребтовая» — сильно волнистая: от волны к волне все выше и выше. Первый хребет зарос желтым кустарником. Тут и рододендрон, и скромная наша роза — шиповник. Дикарка цепляется за тебя, не пускает: убедись, прохожий, аромат мой не хуже, чем у избалованной людьми садовой красавицы. За первым хребтом в неглубокой долине живут, переплетаясь ветвями, и яблоня-кислица и лесная груша. Твердые плоды ее, осыпаясь, больно бьют по голове: попробуй, попробуй, я сладкая. Может, и правда сладкая — откусить невозможно, такая жесткая. А вот и вишня — она уже накормила наших мальчишек, приходите в будущем году. Над ней простирает гибкие ветви деревцо куале с черненькими ягодками. Болтунам их есть хорошо — связывают рот, язык каменеет. Птицы клюют-клюют, а потом поют — ничего им не делается. Выше поднимаюсь, на следующий хребет. Орел медленно кружит. Видит меня и ружье мое видит. Дразнит: достань попробуй! На этом хребте сплошь растут боярышник и барбарис. Спустись к вьючной тропе — там по обочинам крыжовник, смородина, а в тенистых местах, под скалами, — густая малина. Мало ей собственных колючек, зовет охранять душистые свои ягоды жгучую крапиву. Всегда дружат, везде дружат малина с крапивой. Что-нибудь это значит, а?