А.М. Коротков очень внимательно слушал мой рассказ. Я замолчал. Молчали все присутствующие, глядя на генерала. Вдруг он улыбнулся, посмотрел на меня как-то заговорщически и с хитринкой и сказал: “Александр, ты завтра (было воскресенье) можешь подойти ко мне на работу, скажем, к десяти часам? Мои ребята тут наколбасили и упустили свою “рыбалку”. Я закажу пропуск. Ты только повтори у меня в кабинете свой рассказ и сразу сможешь уйти домой. “Арбузы” я буду вставлять уже без тебя!”
К Александру Михайловичу я пришел без опоздания, в кабинете у него было человек девять народу. Вот, собственно говоря, и все. У него в кабинете я лишь повторил то, что только что рассказал. Конечно, было понятно, какого крупного “леща” упустили подчиненные генерала, не создав нужных условий и не проявив терпения, необходимых при ловле крупной рыбы».
СВЯЩЕННИК С ПАРТИЙНЫМ БИЛЕТОМ В КАРМАНЕ И КОММУНИСТИЧЕСКИМИ ИДЕАЛАМИ В ДУШЕ. 1959 год
Случай свел меня с удивительным человеком. Это был истинно верующий священник и коммунист одновременно.
Мы ужинали в уютном ресторанчике рядом с Берлинским оперным театром. Нас было шестеро. Пригласил меня знакомый заведующий сектором ЦК СЕПГ. Это высокий партийный пост. Все присутствующие, как сказал мой знакомый, — коммунисты. Представляясь, один из гостей назвал свое имя — Клейншмидт.
— Вы родственник или однофамилец известного в партии Клейншмидта, который является священником? — шутливо поинтересовался я.
— А я и есть тот самый Клейншмидт, — с улыбкой ответил он. Чтобы скрыть возникшее у меня внутреннее смущение, я тут же процитировал слова Ленина, что, если священнослужитель, выполняя свою работу, делает это формально, соблюдая церковный ритуал, но не более того, а, по сути, не верит в Бога, он имеет право быть коммунистом.
— Нет-нет, — возразил Клейншмидт. — Я истинно верующий. Что-то притягивало в этом внешне, казалось бы, ничем не выделяющемся человеке. Среднего роста. Сухощавый. Симпатичное, тронутое доброй улыбкой лицо. Крупные складки морщин, придающие ему мужественность. Светлые глаза, в глубине которых затаилась грусть. Рыжеватые волосы с обилием седины. Короткая старомодная фасонная стрижка (так в Германии стриглись в 1930-е годы). Четкая артикуляция немецкого интеллигента. Чуть заметный внешний артистизм. Крепкое пожатие. руки.
Я знал, что в СЕПГ (как и в других компартиях некоторых европейских стран[28]) были священники. Два имели приходы, а третий, доктор теологии и философии, профессор, являлся деканом теологического факультета Берлинского государственного университета имени Гумбольдта. Забегая вперед, я должен сказать, что спустя несколько лет после моего знакомства с Клейншмидтом упомянутому выше декану-коммунисту предложили перейти на работу в идеологический отдел ЦК СЕПГ заведующим сектором. При этом ему было поставлено условие: уходя с должности декана, он должен был полностью отойти от церкви, то есть, как это ни странно звучит, перестать быть верующим. Профессор отказался, вышел из партии и еще много лет возглавлял теологический факультет университета.
Мой новый знакомый Клейншмидт за столом оказался рядом со мной. Сидевший с другой стороны от меня мой знакомый функционер стал рассказывать всем присутствующим историю идеологического становления Клейншмидта. А сам герой смертельно-трагического, но с элементами юмора повествования иногда добавлял некоторые детали. Вот эта история.
Еще до прихода Гитлера к власти Клейншмидт, тогда совсем молодой, начал свою карьеру на театральной сцене, выступая в жанре политической сатиры. Обладая хорошими артистическими данными, мимикой, пластикой, острым умом, мгновенной реакцией на бушевавшие тогда в Германии политические события, он быстро стал заметной фигурой в этом театральном жанре. В Германии кабаре политической сатиры всегда имели успех у публики. Артисты кабаре — это особый народ с особым талантом. Кроме перечисленных выше актерских дарований, Клейншмидт обладал недюжинными организаторскими способностями, что помогло ему организовать свое кабаре под названием «Бомбы и катакомбы».
Но вот Гитлер пришел к власти. На инакомыслие любого рода, особенно с критикой правящей клики национал-социалистов, начались гонения и запреты.
28
Во французской компартии в те годы было семь священников, в итальянской — 11, а в СЕПГ — три.