– Отдать его вам?
– Ну да, черт возьми! Ведь вы же хотите от него отделаться?
– Отдать вам ребенка, такого милого, славного мальчика? Посмотрите-ка на него.
– Я его видел.
– Реми, подойди сюда!
Дрожа от страха, я приблизился к столу.
– Полно, не бойся, малыш! – произнес старик.
– Ну, смотрите, – продолжал Барберен.
– Разве я говорю, что мальчик некрасив? Я вовсе не желаю иметь урода.
– Ах, если бы он был уродом с двумя головами или хотя бы карликом…
– Тогда бы вы не думали об отправке его в приют. Вы прекрасно знаете, что урод – это ценность, из которой можно извлечь большую выгоду. Но этот мальчик не карлик и не урод, он вполне нормален и потому ни на что не годен.
– Как ни на что? Он может работать.
– Нет, такой ребенок не годится для сельских работ. Поставьте его за плуг – и вы увидите, долго ли он протянет.
– Десять лет.
– И месяца не протянет.
– Да посмотрите на него…
– Посмотрите на него сами!
Я стоял между Барбереном и стариком, которые толкали меня друг к другу.
– Все равно, – заявил старик, – я беру его таким, каков он есть. Только, разумеется, я его у вас не покупаю, а нанимаю. И даю за него двадцать франков[2] в год.
– Двадцать франков!
– Цена хорошая, плата вперед. Вы получаете всю сумму сразу и освобождаетесь от ребенка.
– Из приюта мне будут платить за него не меньше десяти франков в месяц.
– Вернее, семь или восемь, но вам еще придется его кормить.
– Он станет работать.
– А если администрация приюта не оставит мальчика у вас, а передаст его другому, тогда вы ровно ничего не получите. В то время как сейчас вам стоит только протянуть руку…
Старик пошарил в кармане, достал оттуда кожаный кошелек, вынул из него несколько серебряных монет и со звоном выбросил их на стол.
– Давайте сорок.
– Нет, та работа, которую он будет у меня выполнять, этого не стоит.
– А что он будет делать? Ноги у него крепкие, руки тоже. Но все-таки: на что он, по-вашему, годен?
Старик насмешливо посмотрел на Барберена и, попивая маленькими глотками вино из стакана, ответил:
– Он мне нужен для компании. Я становлюсь стар; по вечерам, после тяжелого дня, и во время дурной погоды у меня бывает грустное настроение. Он будет меня развлекать.
– Ну, для этого-то, уж наверное, его ноги достаточно крепки!
– Неизвестно. Он должен танцевать, прыгать, много ходить, а затем, после ходьбы, снова прыгать и танцевать. Словом, он будет артистом в труппе синьора Виталиса.
– Где же она, ваша труппа?
– Синьор Виталис – это я, как вы, вероятно, уже сами догадываетесь, а мою труппу, если вы желаете с нею познакомиться, я вам сейчас представлю.
Сказав это, он распахнул овчину и достал оттуда какого-то странного зверька.
«Что это за животное? Да и животное ли это?» Я не знал, как назвать зверька, которого видел впервые.
На нем была надета красная куртка, обшитая золотым галуном, но руки и ноги его оставались голыми. Это были не лапы, а настоящие руки и ноги, только кожа их была не телесного цвета, а черная. Черной также была и его голова величиной почти с мой кулак; личико у него было широкое и короткое, нос курносый, с большими ноздрями, губы коричневые. Но больше всего поразили меня его глаза: близко поставленные друг к другу, невероятно подвижные, блестящие, как зеркало.
– Какая противная обезьяна! – закричал Барберен. Теперь я все понял. Я никогда не видел обезьян, но, разумеется, слыхал о них. Значит, передо мной была обезьяна, а не черный ребенок.
– Вот первый артист моей труппы – синьор Душка. Душка, друг мой, приветствуй собравшееся здесь общество!
Душка приложил руку к губам и послал нам воздушный поцелуй.
– А вот и второй, – продолжал Виталис, указывая на белого пуделя. – Синьор Капи сейчас представит почтенному обществу своих друзей.
Белый пудель, который до этого момента лежал неподвижно, быстро вскочил на задние лапы, скрестил передние на груди и так низко поклонился, что почти коснулся головой пола.
Затем он повернулся к другим собакам и лапой сделал им знак приблизиться.
Те тотчас же вскочили и, протянув друг другу лапы так, как люди протягивают руку, с серьезным видом сделали шесть шагов вперед, потом три шага назад и поклонились.
– Тот, кого я называю Капи, от итальянского слова «капитан», является старшим среди собак. Он умнее других и передает им мои приказания. Молодой франт с черной шерстью зовется Зербино, что значит «любезный». А прелестная юная особа с такой смиренной мордочкой – синьора Дольче; она вполне заслуживает свое прозвище «кроткая». С этими замечательно талантливыми артистами я путешествую по белому свету и зарабатываю на жизнь в зависимости от того, как нам повезет. Капи, подойди сюда!
Пудель скрестил лапы.
– Мои артисты прекрасно воспитаны, и я с ними всегда очень вежлив. Капи, будь любезен и скажи, пожалуйста, этому мальчику, который смотрит на тебя с таким изумлением, который теперь час.
Капи подошел к своему хозяину, раздвинул овчину, порылся в его жилетном кармане и достал оттуда большие серебряные часы. Посмотрев на циферблат, он громко и отчетливо тявкнул два раза, а затем тявкнул три раза, но уже более слабо. В самом деле, было два часа и три четверти.
– Очень хорошо! – сказал Виталис. – Благодарю тебя, Капи. Теперь попроси синьору Дольче немного попрыгать через веревочку.
Капи начал шарить в кармане хозяина и достал оттуда веревку. Затем он сделал знак Зербино, который быстро встал напротив него. Капи бросил ему конец веревки, и тот схватил се зубами.
Тогда Дольче принялась прыгать через веревку, не сводя красивых и нежных глаз с хозяина.
– Вы видите, как умны мои ученики, – заметил Виталис. – Но ум оценивается по достоинству только при сравнении. Вот почему я и приглашаю мальчика в мою труппу. Он будет играть роль дурачка и тем еще больше подчеркивать необычайный ум животных. – О, чтобы играть дурака… – перебил Барберен.
– …для этого надо быть очень умным, – продолжал Виталис. – Я уверен, что у мальчика ума достаточно. Впрочем, мы это сейчас увидим. Произведем небольшое испытание. Если мальчик умен, он поймет, что с синьором Виталисом у него будет возможность обойти всю Францию и увидеть много других различных стран. А если он глуп, он начнет плакать, кричать, и синьор Виталис, который не любит капризных детей, не возьмет его с собой. Тогда этому бедному мальчику придется идти в приют, где его заставят много работать и где его будут плохо кормить.
Я был достаточно умен, чтобы понять его слова. Конечно, воспитанники синьора Виталиса очень забавны; очень интересно было бы всегда путешествовать. Но для этого надо расстаться с матушкой Барберен. Если же я откажусь идти с ними, то, по всей вероятности, не останусь и у матушки, так как меня отправят в приют.
Видя, что я стою взволнованный, со слезами на глазах, Виталис ласково потрепал меня по щеке:
– Ну вот, мальчик все понял и не плачет, а потому завтра…
– Оставьте меня у матушки, – закричал я, – умоляю вас!..
Прежде чем я успел что-либо прибавить, меня прервал отчаянный лай Капи. Собака кинулась к столу, на котором сидел Душка. Обезьянка, улучив момент, когда все обернулись ко мне, тихонько взяла стакан с вином и уже собралась его выпить. Но Капи заметил проделку обезьянки и решил ей помешать. – Синьор Душка, – сурово сказал Виталис; – ты лакомка и вор. Встань в угол, носом к стене, а ты, Зербино, посторожи его. Если он не будет стоять спокойно, шлепни его. Капи, ты хороший пес! Дай мне твою лапу, я пожму ее.
В то время как обезьянка, тихо ворча, выполняла приказание, счастливый и гордый Капи протянул свою лапу хозяину.
– Теперь, – продолжал Виталис, – перейдем к делу. Даю вам тридцать франков.
– Нет, сорок.
Торг возобновился, но вдруг Виталис прервал его:
– Мальчику скучно Пусть он пойдет во двор харчевни и там поиграет.
2
Франк – французская монета, равнявшаяся в те времена 37, 5 коп. В одном франке двадцать су, или 100 сантимов.