Без всяких околичностей Блэк назвал год, когда Мэри Уорнер была взята отцом из школы.
Мистер Джонсон провел рукой по корешкам стоявших томов и достал требуемый год. Блэк стал листать книгу, отыскивая упоминание о ревматизме. Перечислялись простуды, перелом ноги, заболевание краснухой, растянутая лодыжка, воспаление среднего уха, но интересовавшего его случая не было.
– А ревматизм у вас когда-нибудь бывал? – поинтересовался он. – Моя жена особенно боится, как бы Филлис не заболела ревматизмом.
– Никогда, – твердо заявил мистер Джонсон. – Мы проявляем крайнюю заботливость. После занятий спортом детям полагается досуха растираться, постельное белье и одежду у нас тщательно проветривают.
Блэк захлопнул книгу. Он решил действовать напрямик.
– Мне нравится все, что я здесь вижу, – сказал он, – но, пожалуй, я буду с вами откровенен. Моей жене кто-то дал список школ, ваша в том числе, но жена сразу ее вычеркнула потому, что вспомнила, как много лет назад знакомая предупреждала ее против Сент-Биза. У этой знакомой был знакомый… знаете, как бывает… короче говоря, тот знакомый вынужден был забрать дочь из вашей школы и даже собирался подать на Сент-Биз в суд за преступную небрежность.
Улыбка сошла с лица мистера Джонсона. Глаза за стеклами очков сузились.
– Буду весьма обязан, если вы откроете мне фамилию того знакомого, – произнес он холодно.
– Само собой разумеется, – отозвался Блэк. – Знакомый этот впоследствии уехал из Англии в Канаду. Он был священник. Достопочтенный Генри Уорнер, так его звали.
Очки не скрыли промелькнувшей настороженности в глазах мистера Джонсона. Он облизнул губы.
– Достопочтенный Генри Уорнер… – пробормотал он, – дайте-ка припомнить.
Он откинулся на спинку стула и сделал вид, что задумался. Блэк, привычный к уверткам, понял, что директор Сент-Биза усердно соображает, оттягивая время.
– Преступная небрежность, – повторил Блэк. – Он употребил именно эти слова, мистер Джонсон. И представьте, какое совпадение: на днях я встретил родственницу Уорнера, и она как раз заговорила об этой истории. Оказывается, Мэри Уорнер чуть не умерла.
Мистер Джонсон снял очки и принялся медленно протирать их. Выражение его лица резко изменилось. Приторный администратор уступил место практичному дельцу.
– Вам эта история известна, очевидно, лишь с точки зрения родственников, – проговорил он. – Преступная небрежность была проявлена исключительно отцом, Генри Уорнером, но не нами.
Блэк пожал плечами.
– Кому прикажете верить? – пробормотал он. Реплика была рассчитана на то, чтобы раззадорить директора.
– Кому верить? – завопил мистер Джонсон, окончательно отбросив напускное добродушие и стуча ладонью по столу. – Я утверждаю со всей ответственностью, что случай с Мэри Уорнер особый, единственный, какого никогда не бывало ни до, ни после.
Мы тогда проявляли чрезвычайную бдительность. И проявляем бдительность сейчас. Я объяснял отцу: то, что произошло с Мэри, наверняка произошло во время каникул, а никоим образом не в школе. Он не поверил мне, утверждал, будто повинны наши мальчики из-за отсутствия надзора. Я вызвал по очереди всех мальчиков старше определенного возраста сюда, к себе, и учинил допрос с глазу на глаз. Мои мальчики говорили правду. Их вины тут не было. Пытаться выяснить что-либо у самой девочки было бесполезно, она не понимала, о чем идет речь и что мы хотим у нее узнать. Едва ли нужно говорить, мистер Блэк, каким ударом явилась эта история для нас с женой и для всего персонала школы. Слава Богу, она была заглажена и, как мы надеялись, забыта.
Лицо его выглядело усталым и напряженным. История эта, возможно, и была заглажена, но явно не была забыта директором.
– И что дальше? – спросил Блэк. – Уорнер пожелал забрать свою дочь?
– Он пожелал? – повторил мистер Джонсон. – Прошу прощения, это мы пожелали, чтобы он ее забрал. Как могли мы держать у себя Мэри Уорнер, когда выяснилось, что она на пятом месяце беременности?
Кусочки головоломки подбирались весьма удачно. Удивительно, подумал Блэк, как они сами подвертываются под руку, стоит сосредоточиться на работе. Выявлять правду, используя людскую ложь, – способ весьма продуктивный. Сперва мисс Марш – пришлось пробить ее железный панцирь. Достопочтенный Генри Уорнер тоже изо всех сил постарался навести туману. Тут – железнодорожная катастрофа, там – ревматизм. Бедняга, вот, наверное, удар для него был! Неудивительно, что спровадил дочку в Корнуолл, чтобы скрыть грех, запер дом в приходе и покинул эти края.
Но какая все-таки черствость – бросить дочь после того, как концы спрятаны в воду. Потеря-то памяти, скорее всего, подлинная. Что же ее вызвало? Стал ли мир детства кошмаром для четырнадцатилетней школьницы и тогда вмешалась природа и милосердно вычеркнула из ее памяти все, что произошло?
У Блэка создалось именно такое впечатление. Но работник он был добросовестный, за расследование ему хорошо платили, и он не собирался являться к клиенту с незаконченным отчетом. Он должен довести дело до конца. Карнлит – вот место, куда Мэри Уорнер была отправлена на излечение мнимого ревматизма. Блэк решил ехать туда.
Фирма, на которую он работал, снабдила его машиной, и Блэк пустился в путь. Ему пришло в голову, что небесполезно было бы еще разок потолковать со стариком Харрисом, и, поскольку Лонг Коммон лежал по дороге на юго-запад, он сделал там остановку; с собой он в качестве предлога вез садовнику небольшой розовый куст, который приобрел дорогой у какого-то огородника. Он собирался выдать его за экземпляр из собственного сада и преподнести в качестве небольшой платы за совет, данный в прошлый раз.
Блэк затормозил у дома садовника в полдень, когда старик, по его расчетам, должен был обедать.
Ему не повезло, Харриса дома не оказалось. Старик уехал на цветочную выставку в Элтон. Его замужняя дочь подошла к двери с ребенком на руках. Она не представляла себе, когда отец вернется. На вид она была милая и приветливая. Блэк раскурил сигарету, отдал ей розовый куст и выразил восхищение малышом.
– У меня дома такой же, – сказал он, со свойственной ему легкостью входя в новую роль.
– Правда, сэр? У меня еще двое, Рой – младший.
Они поболтали о детях, пока Блэк курил.
– Передайте вашему отцу: я съездил в Хайт денька два назад, – сообщил он, – навестил свою дочку, она учится там в школе. И, как ни странно, познакомился с директором Сент-Биза, где училась Мэри Уорнер. Ваш отец прошлый раз рассказал мне про школу, про то, как сердился на них викарий, когда дочь у него заболела ревматизмом… Так вот, директор хорошо помнит мисс Уорнер. Он утверждает (а уж сколько лет прошло!), будто то был вовсе не ревматизм, а девочка подхватила какой-то вирус дома.
– Вот оно как? – отозвалась молодая женщина. – Понятно, надо же ему как-то заступиться за школу. Да, так она и называлась, Сент-Биз. Мы примерно одних лет были, и, когда она жила дома, она давала мне покататься на своем велосипеде. Уж такое было для меня удовольствие!
– Поприветливее, выходит, своего папаши, – подхватил Блэк. – Ваш отец, кажется, его недолюбливал.
Женщина засмеялась.
– Да, – ответила она, – боюсь, у нас все были о нем неважного мнения, хотя, смею думать, человек он был достойный. Мисс Мэри – та была душенька. Все ее любили.
– Наверное, вас огорчило, что она уехала в Корнуолл, а потом даже не заехала домой попрощаться.