– Сгинь, в марафоне не участвуем.
– Дикари, – заявил гоблин с отвращением и, прошлепав голыми ступнями наискось через кабинет, ударился в стену, продавился через неё и пропал из виду.
В комнате остался быстро рассеивающийся запах болотной тины, а на полу блестели, испаряясь в чистом воздухе, капли зеленоватой слизи.
Тартарин буркнул:
– Это от Ламмера?
– Ещё спит, – заметил я. – Разве что твинка отпустил погулять.
Он сказал с отвращением:
– Много им свободы дали!.. Нам ограничивают, а им дают!..
– Закон сохранения энергии, – ответил я философски. – Вообще-то я рад, что ты ещё с нами. Увидимся!
Кондишен едва слышно и успокаивающе зашумел, едва я переступил порог спальни, донеслись мягкие звуки то ли музыки, то ли псигоники, якобы навевает хороший здоровый сон. Воздух стал прохладнее, дескать, спится лучше всего при температуре в семнадцать с половиной по Цельсию, а в моем индивидуальном случае в шестнадцать.
Все продумано, но уже устарело. Ещё до наступления Сингулярности медицина взяла рубеж индивидуального бессмертия для каждого человека, а это значит, сон всегда будет хорошим, если кто восхочет его придерживаться, а вообще-то можно и без него, на самочувствии или вечной жизни никак не сказывается.
Без всякой охоты лег в постель, человеку ночью положено спать, мы традиционники, хотя, конечно, не семь-восемь часов, а три, сон теперь занятие чисто ритуальное, никак не острая необходимость.
Уже закрывая глаза, вспомнил гоблина. Пора бы усилить защиту личного пространства. Вообще-то в современном обществе такое старинное понятие исчезло, Большой Брат видит и слышит всё, с этим смирились, но есть запреты для простого людья, которые мы сами придумали, а он просто утвердил.
Если вмешательство Большого Брата незримо, то его как бы и нет, а вот такое непотребство, как этот вломившийся гоблин, надо тащить и не пущать. Кто-то из знакомых или дальних френдов, наивно полагающий, что если ему нравятся такие шуточки, то остальные вообще будут в восторге.
Меня ещё в ранней молодости раздражало обилие так называемых приколов в интернете, когда дебилы собирают ролики, как люди поскальзываются и падают, и эти записи выставляют на видное место как самое смешное на свете.
У дураков энергии столько, что заменили бы пару термоядерных станций, но им тоже почему-то позволено самовыражаться, вот и рассылают свои аватары по знакомым, как раньше рассылали по социальным сетям глупейшие ролики и слащаво-приторные поздравительные открытки с гороскопами.
Раньше дураков как-то сдерживали, хотя и с трудом, сейчас свобода и демократия, попробуй ограничь или прижми, сразу вой либералов о засилье, деспотизме и сатрапизме, либеральство заразнее старого доброго гриппа, но куда противнее.
Тихо и без командной строки медленно погрузился в сон, понежился в сладких грезах, а утром красивым прыжком слетел с постели, помахал руками, с удовольствием чувствуя полное сил молодое тело и быстро бегущую по жилам горячую кровь.
Глава 5
Охнул, бросив беглый взгляд в окно. По ту сторону сквера медленно поднимается прямо из земли к небу сверкающее, как Версаль, великолепное здание. Высокое, наверняка просторное, украшенное шпилями и башенками. Недостает только надписи «Институт Всемирных Воскрешений», как назвал его Маяковский, хотя и без того ясно, зачем возникло и для чего предназначено.
За три часа для сингуляров создать такое – что мне пальцами шевельнуть, хотя это даже не сингуляров дело, вряд ли снизойдут до такой мелочи, это ГИИ, присматривающий за оставшимися за Земле человеками.
– Теперь не отвертимся, – пробормотал я вслух, – всё готово. А мы?
Некоторое время стоял столбом и пожирал взглядом дворец, как внезапно в сумбурные мысли ворвался бодрый голос Гавгамела:
– Уже увидел?..
– Если даже ты узрел, – буркнул я, – из своего прекрасного и страшного далеко…
Он сказал веско:
– Твое желание услышано – и р-р-раз! Только ты какая-то дурная щука. Мог бы щукануть и получше. Золотая рыбка сделала бы изящнее. Или Али-баба, тот бы вообще натаджмахилил…
Я поинтересовался ревниво:
– В каком смысле?
– Слишком много патетики, – пояснил он. – Мы ж деловые люди, а не говно какое-то, хоть и говно, если честно, но никому не признаемся. Зато теперя взыграем, поработаем!..
– Ты и так работаешь, – сказал я, – скалу лупаешь, косплеист хренов.
– То не косплей, – возразил он, – хоть и косплей, но сейчас то, в ожидании чего жили и… что, и у меня патетика? Видно, само дело такое патетическое. Но создавали кружок для чего?
В наш разговор вклинился далекий голос Казуальника, а через секунду он и сам возник посреди комнаты, весь в блёстках, словно клоун Дуров, в шляпе с цветными камешками по тулье.