Квартиру, конечно, выдали на другом конце города, в какой-то заднице, где ни хрена не горели фонари и пахло застарелой ссаниной в несколько слоёв. Драгоценный мотоцикл пришлось парковать возле какой-то подозрительной кучи, походящей на небольшую свалку или спящего бомжа. Рид решил, что, если завтра куча поднимется и уйдёт, это всё-таки бомж, и брезгливо накрыл железного коня чехлом. Мало ли… После того, как сам Гэвин влюбился в ходячий набор пластика и железа, в голову лезли странные мысли насчёт окружающих.
Сама квартира, дорогу к которой пришлось находить едва ли не наощупь, полностью соответствовала запросам Рида: в ней была кровать. Детектив удовлетворённо кивнул, скинул куда-то тяжеленный рюкзак, мокрую куртку и ботинки и протопал прямиком к вожделенной мягкой поверхности, чтобы бухнуться на неё с размаху, раскинув руки и ноги.
И наконец-то выдохнул.
По потолку скользили какие-то смутные тени, где-то за гипсокартонными стенами разговаривали соседи, болела голова и дуло из неплотно прилегающей оконной рамы, но Гэвин ничего не видел и не слышал, прокручивая в голове прошедший день. Этот грёбанный день, наверняка худший в его жизни, как-то уложил весь произошедший тотальный пиздец в жалкие четырнадцать часов, чуть больше полусуток, перевернувших его жизнь кверху яйцами и цинично за них же подвесивших.
«Простите, Гэвин, но вы мне не нравитесь…» – мягко, но решительно повторял Коннор, казалось, у него над ухом. – «Не нравитесь… Простите, Гэвин, но вы мне не нравитесь…»
Рид вновь в ярости вцепился в ремешок часов, сдерживая закипающие слёзы. Здесь, в одиночестве и тишине, где не надо было держать лицо перед коллегами, перебрасывающимися растерянными и настороженными взглядами, следить за скользкой дорогой и придирчиво осматривать нового начальника на предмет наёбки, громогласно заявили о себе утопленные под личиной конченного социопата и ублюдка чувства: боль от отказа, вежливого и категоричного, насколько это может андроид, какой-то особо острый блядский стыд от того, что Коннор всё знал и терпел, сверху ещё слой стыда за то, что он, если говорить честно, ухватился за возможность сбежать от этого всего двумя лапками… Зубы соскользнули с терзаемого ремешка, ощутимо продрав по запястью и боль немного отрезвила Гэвина.
У него была работа. Коннор остался в трёхстах километрах восточнее и больше не будет отвлекать его своим щенячьим личиком, выглядывающими из рукавов запястьями и идеальным послужным списком, отдельным пунктом вызывавшим у Гэвина Рида почти плотское возбуждение. Они всё повёрнуты на своей работе, все чокнутые маньяки, которые подрываются в три часа ночи из тёплой постели, чтобы поехать через полгорода посмотреть на свеженький труп, а потом упорно вынюхивать, кто это сделал, рискуя собственной головой, мрачно думал Рид, стягивая влажные шмотки и кидая на спинку кровати. Телефон с заведённым на шесть утра будильником лёг рядом с подушкой, в которую уткнулась скорбная, небритая рожа Гэвина Рида, надеющегося урвать у непристойных фантазий о Конноре и его пластиковой жопе немного сна перед началом новой жизни…
Утро выдалось на редкость грёбанным, что немного приободрило Гэвина. В его новой квартире текли все краны сразу, душ был коричневым от ржи и пах очень странно, а холодильник не морозил, куча возле мотоцикла оказалось всё-таки бомжом, а в магазине по соседству не было любимых пончиков. Гэвин сидел на широком кожаном сиденьи своего верного железного друга, прихлёбывал обжигающий кофе и с упоением думал, что имеет право ненавидеть весь этот дерьмовый мир и его обитателей. И Коннора. Особенно Коннора, где-то там далеко милующегося со своим старпёром и про него, Гэвина, не вспоминающего.
Прибытие в участок немного омрачило его настрой, новоприобретённые коллеги буквально ломанулись к нему навстречу, заглядывая в глаза с надеждой и, кажется, искренне восторгаясь его заслугами на предыдущем месте работы. Гэвин не любил, когда его любят, это было основой его взаимодействия с окружающим миром и вся эта доброжелательность заставляя его мысленно подвывать от отчаяния. К счастью, Миллер пришёл к нему на помощь, после краткого представления буквально завалив делами о девиантах с головой.
Рид обожал работать, он запрыгивал на свою работу, как кобель на суку, и не останавливался, пока его несли ноги. Именно из-за этого он где-то в глубине души уважал Андерсона, до трагической смерти сына бывшего таким же фанатиком, нередко ночевавшим в офисе под собственный громогласный храп. Естественно, Риду в такие ночи приходилось ретироваться домой, потому что от этих рулад дрожали даже буквы на экране.
За ознакомлением с делом и уликами шли разъезды, за разъездами новые материалы по делу и оформление следствия, где-то в перерывах проскальзывал кофе и утянутый из столовки пончик. В одном из дел всплыл треклятый «красный лёд», который андроид, притворявшийся девиантом и якобы отстаивающий права на обособленную жизнь, таскал в брюхе от дилера к хозяину и вереница лиц, человеческих, андроидных, девиантных, закрутилась быстрее, скрадывая часы и подступившее было одиночество. Как-то незаметно прошли три дня, во время которых Рид спал только пару раз, дома и на стоянке возле работы, решив, что слишком устал, чтобы ехать на свою сырую хату.
- Детектив, отвлекитесь на минутку, отдохните, а я пока приберу ваше рабочее место, – над экраном нависла Габриэла, пожилая смуглая уборщица с доброй улыбкой, единственная, которую Рид, как ни пытался, не смог возненавидеть и устало бесился на сам факт отсутствия ненависти.
Вот и сейчас вместо посыла куда подальше пришлось вздохнуть и признать, что поход в огороженный стеклянными стенами пятачок с кофемашиной и оставшимися после какого-то праздника печеньками был бы кстати. Гэвин стоял, облокотившись о высокий столик локтями, нависая над чашкой горячего кофе, мрачно хрустя печеньем и думая о фигурантах последнего мутного дела, казалось бы без мотива уничтоживших двух андроидов, когда у него в голове щёлкнуло. Габриэла была человеком. Равно как и два других уборщика в участке, и секретарь на ресепшене, и рядовые полицейские.
Гэвин перекатил во рту шоколадные крошки и прищурился, глядя на пустой ввиду позднего вечера кабинет начальника. Люди в Гранд-Рапидс не отличались от людей Детройта, жили бок о бок с андроидами, имели искусственных работников и членов семей, но в участке не было ни одного андроида, даже на самой примитивной работе. Скорее всего, Миллер недолюбливал припизднутых жестянок, как и сам Гэвин, поэтому предпочёл отдать рабочие места нуждающимся в них людям в ущерб прогрессу. С одной стороны, это было приятно и практически гарантировало, что в офисе не появится брата-близнеца Коннора, чего Рид с самого начала боялся, как огня, хотя Киберлайф талдычила об уникальности единственного экземпляра, с другой, что-то внутри Гэвина не хотело успокаиваться и принимать этот факт, как должное и разумное…
Размышления прервал требовательный писк из кармана. Два трупа, человек и андроид, совсем рядом, в квартале от участка, полицию вызвали соседи, услышавшие громкий шум. Гэвин ругнулся под нос, чисто для порядка, залпом допил кофе и пошёл за курткой, на улице опять валил снежище, обожающий тереться своим холодным телом о рожу едущего Рида.
Место преступления… впечатляло. Маленькая кухня холостяцкой квартиры, где проживал мужчина со своим домашним андроидом, была покрыта неровным потёками крови со стен и потолка, на полу лежали, сцепившись, будто в странном танцевальном движении, человек с вывернутыми рёбрами и пустой полостью живота и андроид, покрытый потёками тириума, проходящими по границе технических швов на его теле. Грудная клетка робота, где находился тириумный насос, странно взбухла и перекорёжилась, со стороны казалось, будто оба вдруг решили синхронно взорваться изнутри, просто андроид оказался покрепче и не украсил собой стены.