— Ну, прости тогда, — повинился я, убирая мешочек в карман. — Значит, ты тоже вор, — произнёс я задумчиво. — Вот так встретились.
— Единый свёл, — усмехнулся дед. — Но я вором был, а ты, видать, только стал. Не гильдейский же?
— Не, — затряс я головой.
— И не надо, — вскинул руку Онуфрий. — Если работать по-умному, то можно и без их кабалы обойтись. Я всю молодость сам себе хозяином протрудился и ни с кем никогда не делился. Я тебя научу.
— Чему? — фыркнул я. — Как к старости с голым задом остаться?
Играть, так играть. Раз всё так обернулось, попробую задержаться у деда в гостях. Работу искать мне отныне не требуется. Пятнадцать серебряных, как я понял — сумма приличная. На эти деньги и двоим можно долго кормиться. Я хотел познакомиться с Ойкуменой? Вот Онуфрий мне про неё и расскажет. С таким даром, какой у меня появился, всё что хочешь выпытать можно.
— Не ёрничай, — буркнул старик. — У моей бедности не оттуда ноги растут. Воровством я себе капитал сколотил — любому на зависть. Обманули меня. Не в то дело я деньги вложил. То есть, дело-то стоящее, да дерьмом компаньон оказался. Чтобы ты знал, я лет десять всего, как уселся на мель. Раньше знаешь как жил? Как сыр в масле катался. Старость для вора — не радость вдвойне. Как в руках, ногах ловкость пропала, так сразу завязывать надо. Нас, как сам знаешь, только раз ловят. А старика рудники очень быстро убьют. Мне пожить ещё хочется. Лучше бедность, чем в кандалах помирать.
Десять лет? Это что же, Онуфрий свои последние дни доживает? Получается, подошла его старость к концу, как и жизнь. Или врёт? Так-то с виду он крепкий ещё.
— Ладно, деда, не надо, — похлопал я старика по руке. — Я тебе верю. Раз до седин дожил, значит настоящим мастером был.
Ого! Семьдесят восемь ему. И ни отмера, ни прошедших лет старости. Как такое возможно? Это сколько же здесь им отпущено? И не пятьдесят годов, как в Предземье, и не сто, как на Земле. Может, всё же полвека, да старость на Ойкумене длиннее десяти лет? Наверное, так. Понятно теперь, отчего часть людей, кого в городе видел, и не дряхлые вовсе, а, что морщины на лицах имеют, что седину в волосах. Видно, старость у них здесь не резко приходит, а постепенно. Спросить бы… Вот новый дар восстановится, и можно будет попробовать. Богатым, говорит, был, а про запас себе отмер не поднял. Купил бы семян…
Ёженьки… А вдруг у них отмера нет вовсе? Вдруг потому и не вижу я числа, что семена только нам, гостям пояса, жизнь удлиняют? Тогда и бобы… Вот, что спрашивать в первую очередь надо. Если цветные шары видят только бездушные, и только мы можем их собирать, получая награду в отмер, то и всё, о чём прежде подумал, возможно.
— Был мастером, да, — вздохнул дед. — И жил бы безбедно на старости лет, если бы не один жадный йок. Жадный и подлый. Подставил меня…
— Расскажешь, как было? — участливо спросил я.
— А как же, — прищурился Онуфрий. — Отчего с тобой, думаешь, откровенничать начал? У меня к тебе предложение есть? Очень выгодное.
Ну вот… А всё так хорошо начиналось. Сейчас попросит меня что-то украсть. А мне оно надо? Мне не деньги нужны — тех на первое время хватает — мне знания требуются. Нет бы, предложил бы в ученики меня взять. Начал бы потихонечку воровскому мастерству обучать. По первой на словах, как положено. Пожили бы оба недельку-другую в сытости и в спокойствии. Я бы за это время всё бы выведал, что мне нужно, и в один прекрасный день тихо сдёрнул бы, не прощаясь.
— Готов выслушать, — пришлось мне проявить фальшивый интерес к словам старого вора.
— Знаю, как деньги большие украсть, — ухмыльнулся Онуфрий. — Прямо очень большие. И без особого риска. Давай сначала позавтракаем, а потом я тебе всё в подробностях расскажу.
Я был не против. Вчерашняя каша давно растворилась в желудке. Старик пошёл разжигать огонь. Сегодня у нас на завтрак куриные яйца, солёное сало и хлеб. Пока я спал, дед не только мои бобы продал, но и сходил, прикупил разной снеди. Сегодня он угощает. Набрехал небось, что всего один серебряк себе взял. Сам же давеча говорил, что за боб пять дают.
Со стряпнёй дед возился достаточно долго. На крохотную сковороду больше двух яиц за раз не влезало. Хвороста у старика мало. В костерок его Онуфрий подкидывал скупо. Огонёк в пару пальцев всего. Хорошо хоть, что пока дед кухарил, мы зря время не тратили. Старик взялся рассказывать мне историю своей жизни. То есть той её части, когда белая полоса сменилась у него чёрной.
Лет тридцать назад, решивший отойти от дел старый вор вернулся в родной Полесок. К тому времени денег он много скопил, да вот беда — светить их нельзя. Под незнамо откуда взявшихся богачей княжья служба законников всегда начинает копать. Пришлось деду искать компаньона, от чьего имени свои капиталы начать оборачивать.