— Детвора — сюда, остальные — сюда, — начал командир стражников разделять и соседей Онуфрия.
— А чего это — только детвора? — возмутилась похожая на огромную перезревшую грушу бабка, которую, как я теперь знал, звали Фросей. — Я тоже хочу побыстрее печать получить. Давайте, пачкайте лоб — и я пошла в дом. С каких это пор старикам стало нужно в общем строе стоять?
Так вот, что там, у повозки, делают — какие-то печати детворе на лбы ставят. Я опять бросил взгляд на противоположную сторону улицы. Так и есть — получившие свою метку малые возвращаются в дом. Потому и не видно детей, там, где повозка прошла. Весь дальний край улицы по противоположной от нас стороне уже избавлен от малышни.
— С тех пор, как из Тёмного отряда Зареченска сбежал Брут, — внезапно произнёс Светлый. — Тот самый, знаменитый Брут, который постоянно сбегает. Среди его даров есть Личина, так что сегодня Видящие посмотрят всех.
И снова Онуфрий соврал. Хотя, тут дед, скорее, ошибся. Вор не мог знать, что правила обычной облавы изменятся. Личина — дар редкий, но раз уж какой-то там Брут недалече отсюда пустился в бега, точно будет нелишним проверить и стариков. Ну, хоть детвору не трогают. Повезло мне. Теперь можно расслабиться. Пронесло.
Хорошо, что я ростом не вышел и лицом худ. Одарённый, обернувшийся другим человеком, не может существенно менять свои рост и вес. Нам с Ло о том ещё Крам в своё время рассказывал. Моих мышц под свободной одеждой не видно. Любой, кто посмотрит, ни за что не поверит, что перед ним изменивший свои лицо и фигуру взрослый мужик.
Тут, скорее, на бабу подумаешь. Какая-нибудь Идущая, очень изящных форм, могла бы попробовать притвориться тщедушным подростком. Правда, именно что притвориться. Менять пол этот дар не даёт. О том снова же Крам говорил. Хотя… Раз и толстую бабку желают проверить, значит Личина у этого Брута на двушке. Видать, там уже и чресла менять можно даром, и груди отращивать.
— Тётя Фрося — бездушный? — фыркнула какая-то баба, которую я раньше не видел. — Ой, не смешите. Она в нашем доме уже который десяток годов живёт.
— Может, живёт, а может, жила, — пожал Светлый плечами. — Брут очень хитёр. Ему ничего не стоит человека убить и его место занять. У нас приказ — всех, кроме детей, проверять. Потерпите. Видящий скоро появится. На Ткацкой уже заканчивают. После сюда повернут.
— Дети, дети… — недовольно пробурчала старуха. — Пожилых жалеть надо. Малолеткам-то как раз лишние полчаса на ногах постоять — только польза одна. Вон, пошлите хоть в дом пацана, — неожиданно направила она на меня скрюченный палец с обломанным ногтем, — пусть мне стул принесёт.
Вот же, старая… Удружила, так удружила. Стоял себе тихо в сторонке, среди детворы, какой на весь дом больше дюжины душ, и тут на тебе — все взгляды направлены на меня. А я, как назло, самый старший из всех. Даже, плечи сведя и ссутулившись, выделяюсь размерами. Только девка одна чутка выше меня, но та тощая, словно жердь — по ней сразу видно, что ребёнок ребёнком.
— Не положено стул, — покачал головой Светлый. — Это только лежачих больных на носилках выносят. Постоите, бабуся. Тут недолго осталось. Если что, пусть соседи поддержат.
В этот момент с дальнего конца улицы до нас донёсся взволнованный людской гомон. Я, как и все, повернулся на звук. Со стороны городской стены сюда заворачивал новый отряд. Несколько Светлых, дружинники, двое одетых во всё чёрное мужиков. Последние — явно бездушные из княжеского Тёмного отряда. Один из них — Видящий.
— Зря ты, парень, себя в ребятню записал. Староват ты уже с малышнёй стоять. Давай, иди к взрослым.
Вот и приехали… Подставила-таки меня бабка, привлекла ко мне внимание Воина Создателя. Теперь всё — не отвертишься. Пропал я. И, что теперь делать? Бежать? Куда? Как? Всем городом же будут ловить. Даже, если на невидимости сейчас удеру, мне не спрятаться. Пока не поймают, стену с воротами пуще прежнего будут стеречь. Как же быть…
Новый дар! Может, он мне поможет? Подотру тому Тёмному память. Как только дотронется до меня, так я тут же ему несколько секунд назад отмотаю. Даже дёрнуться не успеет. Вдруг решит, что уже проверил меня? Всё равно других мыслей нет. Надо пробовать.
— Можно? — изобразил я на лице радость. — К взрослым?
Юлить, отпираться, противиться — только ещё больше внимания к себе привлекать. Ни у Светлого, ни у кого-либо ещё не должно возникнуть ни капли сомнений. Я быстро перескочил к взрослым, выстроившимся в линию вдоль края дороги, проходящей по улице, и пристроился с краю, встав возле лохматого коренастого дядьки.
— Поздравляю! — улыбнулся мне тот. — Считай, в мужики записали.