– Госпожа, – негромко произнёс я и подошёл к кровати, опустившись на неё. – Вы слышите меня?
Аира лишь перевела на меня взгляд безжизненных глаз, а увидев, кто к ней пожаловал, встрепенулась, хотела что-то сказать, но я уже приступил к работе: обхватил пальцами её запястье, впустив чувства женщины в себя. Наверное, она считала, что грустить по мужу – это нормально, и таким образом она чтит его память. Может быть, она вскоре бы умерла сама от тоски по нему, но Чувства решили по-другому, что ей ещё жить дальше, и возможно, даже через какое-то время получить второй шанс снова стать счастливой. Не знаю. Знаю только, что мне надо забрать у неё то, что мешало Аире отпустить смерть мужа, и в меня хлынули вся её боль, печаль и отчаяние, одиночество. Стиснув зубы, я терпел, ощущая, как горячо пульсирует татуировка, впитывая чужие переживания, а зрачки Аиры расширялись всё больше, и рот приоткрылся. Она замерла, как беспомощный зверёк, во взгляде мелькнула растерянность, а рука под моими пальцами дрогнула. Её губы шевельнулись, и мне показалось, Аира хотела сказать «не надо». Наверное, она боялась жить дальше сама, одна, поэтому и спряталась в своём горе, как в коконе, но ей придётся выйти за порог дома и осознать, что жизнь не закончилась, что люди умирают, так уж положено Мирозданием, и мы все теряем близких, рано или поздно. Я забрал лишь то, что мешало, оставив Аире только светлую печать по ушедшему, и она вскоре сама поймёт, что муж бы порадовался, видя её счастливой, а не убитой горем. Чувства следили за тем, чтобы в людях оставалось равновесие, и лишние переживания не нарушали внутренней гармонии, не мешали им жить и не толкали на безумные, а зачастую и страшные поступки. Ведь и от неразделённой любви можно сойти с ума и совершить непоправимое…
Всё закончилось внезапно, поток оборвался, и я убрал руку. Мир вокруг словно подёрнулся серой дымкой, окружающее дрожало и плыло перед глазами, а во рту стояла горечь. Чужие чувства давили изнутри, требовали выхода, и мне следовало поторопиться во Дворец. Много же скопилось в этой Аире, недаром сейчас она выглядела лет на пять моложе, чем когда я зашёл в эту спальню.
– Вам следует привести себя в порядок и поесть, госпожа, – с трудом выговорил я и поднялся, стараясь не шататься.
– Да… конечно… – растерянно отозвалась Аира шёпотом и приподнялась на кровати.
Я развернулся и направился к выходу, делая ровные, глубокие вдохи. В голове немного прояснилось, и сил должно хватить, чтобы добраться до Дворца и Рахины. Сам с таким количеством печали и горя точно не справлюсь. Выйдя из спальни, я посмотрел на Валлину.
– Она пришла в себя, – ровно произнёс я, скрывая, в каком состоянии сам нахожусь.
Незачем простым людям знать, чего стоит Карателям забирать чужие чувства. И хорошо, это оказалась Печаль, а не что похуже. После ревности или ненависти корёжит раза в два сильнее, даже если заберёшь не так много, как сейчас, и хорошо, что контролировать себя нас учат ещё со школы, это входит в обязательную программу обучения будущих Карателей. Экономка юркнула в спальню, до меня смутно донёсся её взволнованный голос. Мысленно пожелав Аире удачи в новой жизни, я поспешил спуститься и выйти из дома, который теперь не казался тенью самого себя. Сев на вирессу, я рысью направился во Дворец, крепко сжимая поводья и стискивая зубы, и глядя только вперёд. В нынешнем состоянии я замечал одну неприглядную сторону жизни Феира: нищих калек, ругающихся мужа и жену, плачущего ребёнка… Всё подёрнулось серой дымкой, избавиться от которой можно только одним способом: Рахина.
Путь до Дворца я запомнил смутно, признаться, и как шёл до женской половины в своих покоях – тоже в сознании не отложилось. Лишь где-то на границе мелькнула мысль, что не увидела бы меня в таком состоянии Финира, но почему я этого не хотел, объяснить не сумел. Она всё равно не может чувствовать, так какая ей разница, что со мной происходит? И собственно мне какое дело, как она обо мне подумает, если подумает вообще? В таких вот сумбурных размышлениях и растрёпанном состоянии я ввалился в комнаты Рахины.