— Вовсе нет!
— Я рассказал ему про Октавио, — продолжал Гэри. — Сэм даже слово «секс» не смог произнести без запинки.
— Сэм никогда найти себе парня, — сказал Тигги. — Никто не сорвать его цветок.
— Не смейте говорить о моём цветке! — рявкнул я на друзей, проверяя сумку на спине Гэри. Полынь была на месте и надёжно завёрнута. Так что, по крайней мере, всё не зря. — И мне не нужен парень. Я сильный независимый мужчина с амбициями. Я буду самым молодым волшебником, который пройдёт обучение, и тогда я стану вершить великие дела. Великие!
— Да ладно? — саркастично спросил Гэри. А затем злобно ухмыльнулся. Злые улыбки единорога — верный признак того, что сейчас последуют злые слова. Я их ненавидел. — Значит, некий рыцарь никак не связан с этими амбициями? И ты не хочешь стать самым молодым волшебником, чтобы произвести на него впечатление?
— Заткни свой шлюший рот, — прорычал я, стараясь не вздыхать мечтательно при мысли о ярко-зелёных глазах и красивой улыбке. И волнистых светлых волосах. Типа, самых волнистых. Мне хотелось уткнуться в них лицом. — Понятия не имею, о чём ты говоришь.
— Угу, как же, — самодовольно произнёс Гэри.
— Ты хотеть набить рот рыцарем, — сказал Тигги. — Рыцарь, сорвать твой цветок и съест.
— Тигги! — возмущенно закричал я.
— Такой ханжа, — пробормотал Гэри.
— Я ненавижу вас обоих. Очень сильно.
И в доказательство своих слов, я выскочил из пещеры.
Но они, очевидно, мне не поверили, потому что последовали за мной.
Как я и предполагал. Наверное, я счастливчик.
Глава 2
Прошу, не взрывай мои соски
Однажды в королевстве Верания в трущобах Локс-Сити родился отпадный мальчик. Порой жизнь бывала непростой, но его родители были трудолюбивыми, в добром здравии и со всеми зубами. А это крайне важно.
Мать была цыганкой с красивой оливковой кожей и всегда умело за милой улыбкой скрывала жесткость в глазах. Однажды в переулке её попытался ограбить мужчина. Бедняга остался без яичек.
— А что случилось с его яичками? — спросил мальчик, когда ему было четыре года.
Мать усмехнулась.
— Я выбросила их в канализацию.
Отец застонал.
— Хорошо, что наш малыш теперь знает эту историю.
У него были каштановые волосы и раскатистый смех похожий на гром среди ясного неба. Отец родился на севере, жил высоко в горах, где круглый год падал снег, а люди носили немодную одежду из кожи яка.
— Я не буду это носить, — пожаловался мальчик, когда ему было семь лет.
Отец тяжело вздохнул.
— Это носит мой народ. Так теплее.
Он снова попытался всучить мальчику странную пушистую штуку.
— Сейчас август, — возмутился ребёнок. — И я не хочу стать живым примером того, кто рождается у человека и яка. Подходите, подходите! Посмотрите на невероятного полумальчика полуяка!
— Сэм, — проворчал отец. Мальчик всегда улыбался, когда слышал в голосе этот низкий звук.
— Сэм, — рассмеялась мать. Её хриплый смех всегда делал мальчика счастливым.
Мать звали Розмари. А отца Джошуа.
Да, они жили в трущобах. Да, у них было мало денег. Но они были счастливы.
Счастливы. Клянусь всем, что у меня есть.
Моя мама работала в маленьком цветочном магазинчике в конце разбитой кирпичной дороги и, ухаживая за полевыми цветами, любила петь на языке, напоминавшим птичью трель. Она как-то мне сказала, что эти песни очень старые, старше, чем сама Верания. Mamia, бабушка маминого клана, учила её петь под звёздным небом, когда табор ещё стоял в поле далеко от Локс-Сити.
Папа же работал на лесопилке. Он был крупным мужчиной и мог носить на плече бревно веранийского дуба весом сто сорок килограмм. И даже не вспотеть. Однажды папа мне рассказал, что на севере есть прекрасные ледяные деревья, из которых можно сделать самые удивительные вещи. Драконов, лошадей и мечи с острейшими лезвиями. По ночам, когда отец не мог заснуть, он вырезал маленькие безделушки. Сердце для мамы. Енота для меня. Небольшие фигурки для детей из трущоб, у которых никогда не было таких игрушек.
Как и большинство других бедняков, родители не могли отправить меня в школу, поэтому по ночам учили меня сами, приносили домой потрёпанные и устаревшие книги по математике, искусству и истории. Я начал учиться в четыре года, и уже через три месяца мог указать на ошибки в учебниках.
Я видел, как родители обменивались улыбками.
Мы были счастливы.
У меня были друзья. Ну, вроде того. У меня были знакомые. Мальчики и девочки, которые играли со мной на улице. Стражники замка знали моё имя, и иногда давали хлеб и мясо, и я делился с другими детьми. А бывало я случайно совершал что-нибудь противозаконное, например, когда поджёг повозку богатея, сбившего мальчика по имени Эрик, потому что тот не успел убраться с дороги. Стражники закрывали на это глаза, потому что маленький Сэм никогда не сделал бы ничего подобного, как бы громко богатей ни настаивал на его виновности. На самом деле, по словам стражников, когда якобы подожгли повозку, Сэма видели на другом конце города, так что это не мог быть он.
Естественно, никто не знал, что один из стражников дал мне жидкость, чтобы разжечь огонь. Они тоже не любили придурков.
Всё было хорошо.
Конечно же, я мечтал о чём-то большем. По ночам я лежал в кровати и прислушивался к медленным глубоким вдохам родителей, спящих в другом конце комнаты. Смотрел в окно, если повернуть голову под правильным углом, то над каменными зданиями через дорогу можно было увидеть звёзды.
Загадывал ли я желания?
Конечно же.
Так начинались истории.
Как и все дети, я мечтал о многом.
О деньгах.
О самой большой индюшачьей ножке.
О луке и стрелах.
Я хотел, чтобы мои родители всегда были счастливы.
Хотел найти того единственного человека, который всегда понимал бы меня.
Я хотел стать кем-то великим.
И кем-то особенным.
Чтобы люди помнили моё имя, потому что я хороший и добрый.
Я хотел, чтобы Дерек Мичен зацеловал меня (я хотел этого, когда мне было девять. И я был абсолютно уверен: он любовь всей моей жизни. Спустя две недели Дерек меня поцеловал, а потом Джессику, Дэвида, Меган, Ронду и Роберта. Дерек оказался шлюхой).
И я никогда не желал стать волшебником.
Конечно, во мне текла цыганская кровь.
А ещё кровь северного народа.
Но будь я проклят если хоть что-то знал о магии.
Так что попробуйте представить моё удивление. Я убегал от группы подростков, забрав у них сумку с украденными вещами миссис Киркпатрик (доброй пожилой женщины, которая жила по соседству и была ещё беднее, чем мы), свернул в глухой переулок и оказался в тупике, а резко развернувшись навстречу подросткам-придуркам, превратил их в камень.
Неловко вышло. Мягко говоря.
— Чёрт, — выругался я, увидев, что бежать больше некуда. В свои одиннадцать я был тощим как прутик. У меня были большие тёмные выразительные глаза, доставшиеся в наследство от матери, которые я использовал, чтобы выбираться из паршивых ситуаций. Но я точно знал, что эти подростки не оценят мой фирменный «посмотри-какой-Сэм-лапочка» взгляд. Взрослые были им очарованы. Девчонки падали в обморок. Некоторые мальчики тоже.
Но тупых подростков-придурков, ворующих у старушек, мой взгляд совсем не впечатлил.
— Он здесь! — крикнул один из них.
Позади я услышал топот ног и подумал: «Пожалуйста, пусть это всё будет сном». Готовый принять свою судьбу (скорее всего, либо сильный пинок под зад, либо убийство; в любом случае это будет пиздец как больно), я развернулся, и что-то мелькнуло перед глазами. Что-то ярко-зелёное, напоминавшее весеннюю траву и деревья, колышущиеся от летнего ветра. В глубине мозга резко замкнуло, и я, запнувшись, сделал шаг назад. Именно тогда одиннадцать подростков-придурков с громким треском, распугавшим в переулке всех голубей, превратились в камень.
— О, — вырвалось у меня.
Настоящие каменные статуи. Их предводитель, восхитительно отвратительный пятнадцатилетний подросток по имени Нокс, стоял впереди: лицо застыло в гневном оскале. Он замер на полушаге, левая рука вытянута вперёд, а правая отведена назад.
— Хах.
Конечно, люди услышали шум и толпой хлынули в переулок.
Я крикнул во весь голос:
— Это не я!
Один из стражников замка, которого я хорошо знал, произнёс:
— Ну конечно же ты здесь, Сэм.
Затем последовал многострадальный вздох, затянувшийся по крайней мере на тридцать секунд, потому что стражник был той ещё королевой драмы.
— Я даже не знаю, что случилось!
— Угу. И ты не знаешь почему эти тупицы, погнавшиеся за тобой, превратились в камень.
— Честное слово!
А потом я уставился на него «посмотри-какой-Сэм-лапочка» взглядом, и стражник растаял прямо у меня на глазах.
— На этот раз не сработает, — сказал он.