- Хорошо, что тебе эта мерзость больше не снится, – глаза понемногу закрываются обратно.
- У меня другая память.
Ты говоришь тихо и очень спокойно, неторопливыми широкими движениями гладишь по плечам – и я наконец выдыхаю.
Знаю я твою «другую память». Лучше видеть кошмары самому, чем будить тебя от твоих. Кстати:
- А сам почему не спишь?
Ты укладываешь меня, поправляешь сбившееся одеяло:
- Меня осенило техническим решением для одного из эскизов. Я вышел на кухню, чтобы не потревожить тебя включённым светом, записал его и ощутил, что ты меня зовёшь.
- Спать надо по ночам, а не технологии продумывать, – бормочу я уже совсем невнятно. Ты не споришь и обнимаешь меня.
- Спи, Рицка. Спи. Я здесь.
*
17.25 31.10.2011
current mood: =_=
current music: Roxette
У меня сегодня странное настроение. Кажется, плохое. Оно у меня так редко бывает, что я сперва и не поняла.
С утра привела себя в порядок, уложила волосы – с моими кудрями это полчаса отняло, – накрасилась, надушилась… Думала, он хоть взглядом дольше задержится. И ничего! Вообще ничего! Как на стенку смотрит. Я рассчитывала, что после каникул что-нибудь изменится. Почти полгода мотаю себе нервы, и всё – признайся себе, Клер! – впустую.
А ведь казалось бы, я должна ему нравиться. У меня и рост подходящий, и формы, что уж тут, всё как надо, и я натуральная блондинка! А ещё говорят, что у японцев в культ возведены длинноногие светловолосые девчонки!
Ну почему? Что не так?
Эх… к слову о светлых волосах. В первой записи, почти месяц назад, я обещала упомянуть, кого знаю второго из Японии. Ну, «знаю» громко сказано, кого регулярно вижу, будет точнее. А предпочла бы не видеть.
Он высокий, чуть ли не на голову выше нас с… ну вот, я это напишу – нас с Рицкой (совершенно чудное имя и так ему подходит, будто специально придуманное. Я однажды даже комплимент сделала: «Рицка, как тебе идет твоё имя!». А он странным тоном переспросил: «Имя?» – будто нечто неожиданное услышал, потом схватил сумку и ушёл. До сих пор не понимаю, на что разозлился), русый, но не как я, ближе не к пшеничному, а к платиновому оттенку. И Рицку после пар почти невозможно поймать, чтобы пообщаться: если он не убегает так, словно куда-то постоянно опаздывает, то этот тип его встречает.
Я не знаю, как его зовут, потому что когда попросила Рицку меня представить, он только хмыкнул, а его приятель поглядел мимо меня и произнёс почти без акцента: «deja vu». Пришлось мне отойти ни с чем, а они повернулись и спокойно ушли. И Рицка назавтра даже не извинился за бестактность. Почему «уже виденное»? Я кого-то напоминаю? Какую-то… другую девушку?
Ну да, Клер, Рицка девственник. Разумеется, при том, что ушек нет! Ревнуешь к неизвестному прошлому?
Да уж лучше к прошлому, чем!..
Ещё раз возвращаюсь к описанию, надо добавить самый неприятный штрих.
У него ледяные голубые глаза: от взгляда кровь в жилах стынет, честно. Лицо отрешённое, в пальцах обычно тлеет сигарета, а при появлении Рицки он её затаптывает. Не хотела бы я с таким сойтись, а вот они явно близкие друзья: если я и слышала рицкин смех, так когда он шёл вместе с этим… не знаю, как назвать.
Но самое плохое не в том: мне кажется, они могут быть больше чем соседями по квартире. Я видела, что улыбаться этот второй японец – хотя он так же похож на японца, как я на индианку, – умеет. И тоже делает это лишь в рицкином присутствии. Я бы обмерла от такой улыбки, а Рицке… ему, вроде бы, нравится.
Мы, наверное, живем в одном районе, потому что не раз сталкивались то в магазине, то в парке. Почему я за ними ни разу не проследила, сама не пойму.
И они всегда вместе, Рицка только в университете появляется в одиночку. Может, тот его старший брат, вообще?
Хотя нет, на братьев не похожи.
А для приятелей у них в возрасте разница приличная: не представляю, сколько тому светловолосому, двадцать пять, тридцать? – но Рицке-то по-любому двадцать.
И почему я до сих пор не спросила напрямую, кто они друг другу? Хотя… вру, я знаю, в чём дело. Боюсь услышать в ответ: «Мы такие же хорошие как ты» – или как там аббревиатура «gay» расшифровывается.
Сижу и реву. Я же обещала себе, обещала, что не буду влюбляться, это будет только увлечение, а сейчас? Я даже в гостях у него не была ни разу, а напрашивалась открытым текстом. Куда провалилась моя гордость?
Это всё из-за того второго, я уверена. Если бы его не было, Рицка был бы другим! А так… Он, поди, про меня и не упомянул ни разу.
Да, самое главное не написала. Вчера оскользнулась на лестнице, каблук подвернулся – и греметь бы мне вниз до конца пролёта, ломая ноги. Но я ни испугаться, ни вскрикнуть не успела: Рицка как раз следом за мной с этажа выходил. Схватил и удержал, даже не пошатнулся. С его тяжёлыми ботинками, должно быть, легко сохранять равновесие.
У меня язык отнялся. Я уперлась ему ладонями в плечи, стояла и пыталась раздышаться. Рицка мне прямо в лицо смотрел, я первый раз его так близко видела. У него глаза тёмно-фиолетовые с большими зрачками, а на правой скуле тонкий глубокий шрам. Короткий, светлый – чем его можно было нанести, не представляю. Не бритвой же?
И вот я стояла и таращилась, только рот не приоткрыла, как дурочка. А он меня церемонно отодвинул и спросил: «Клер, ты в порядке»? Обожаю, как он мое имя произносит: сонорная «л» выходит ни на что не похожей. Оставалось сказать, что да, всё о’к, и он тут же отпустил меня, бросил «Пока» и убежал вниз по лестнице. Когда я вышла на улицу, его уже и след простыл.
Ну что я реву, а? Как школьница…
*
Ты вчера смазал дверные петли – когда начали скрипеть, их, кажется, на весь подъезд было слышно. А теперь снова беззвучно. Открываю нижний замок, проверяю ключом верхний: не заперто. Значит, ты дома. А раз не с той стороны двери до сих пор и ручку на себя не тянешь, то не слышишь, что я вернулся.
Или работаешь, или спишь. Последнее точно не помешало бы.
Вхожу в прихожую, закрываю за собой щеколду и первым делом проверяю на вешалке твое пальто: вдруг ты всё же куда-то вышел. Пальто на месте.
В квартире тихо, но из комнаты падает свет от торшера. Работаешь.
Не нагибаясь, выступаю из тяжелых «мартинсов» – хорошие ботинки, встанешь носком на пятку, и никакого следа не останется. При том, как у меня обувь разваливается, эта пара оказалась неубиваемой: второй год таскаю, и хоть бы что. Тебе они, по-моему, не очень нравятся, но ты ничего не говоришь. Я и так в кроссовках чуть ли не круглый год, должно быть какое-то разнообразие? Особенно когда на улице ливень, как сегодня.
К слову о ливне – куртку придётся сушить, хоть я и с зонтом был. А зонт открыть и поставить в углу… Через пять минут. Сначала мне надо тебя увидеть.
Дохожу до комнаты, приоткрываю дверь шире и замираю на пороге. Ты подправляешь какой-то нюанс на очередной работе. Волосы забраны в хвост, чтоб не лезли в лицо, рука с кисточкой почти неподвижна: ты в такие минуты действуешь только движениями пальцев. Ещё ты, наверное, щуришься, потому что близко наклонился и разглядываешь, что получается.
Не хочу внезапно окликать. Вдруг смажешь там что-нибудь.
Можно, конечно, не вслух позвать, но тогда ты дёрнешься точно. Если уж сейчас не чувствуешь, что я тебе взглядом в спину упёрся…
Ты оборачиваешься так резко, что я даже вздрагиваю. Кто кого напугал, называется!
- Рицка! – ты бросаешь на подставку кисточку, в два шага подходишь ко мне и чуть смущённо улыбаешься: – Прости, я не услышал, как ты вошёл.
- Неудивительно, – я беру тебя за руку. Она, естественно, вся в краске. И что, это повод до меня не дотрагиваться?
- Испачкаешься, – ты осторожно смыкаешь пальцы вокруг моих.