– Ну и что – невнимание? Оно было всегда, и будет вечно. Это свойство природы, не морали. Дело личности – пробиваться через невнимание и враждебность.
Его отца посадили по чудовищному обвинению в измене родины. С тех пор Марк, спасаясь от травли, зарывался в свою космическую науку, глядя в телескоп на звезды.
Но после распада старой Системы и ее возрождения в новой власти он внезапно раскрылся. Им владела ненависть к бездушным циникам, которую он вымещал в своем блоге, и с отчаянной смелостью разоблачал коррупцию, правонарушения в силовых органах. От него ушла жена.
Приобрел популярность как радикальный критик Системы, что отразилось в нападках его врагов. Его прозвали Зилотом, а его сторонники – вторым Сахаровым. Писали, что откосил от армии – признали негодным к военной службе за взятку. Не служил, хотя после учебы в физтехе должен был. Правда, окончил ли – дело темное, купить диплом была не проблема. Однако он работал в космической области. Враги писали, что попытка найти факты его биографии не удались, все скрыто. Он все время что-то «мутил». Состоял в нескольких партиях поочередно, «мог вписаться в любой контекст», потом создал свою партию «Совесть», которую не зарегистрировали.
Где-то шла война в Африке, и иногда силком вырывали из сердца детей, отправляя на службу. Люди смутно подозревали, что это не почетная обязанность «родину защищать», а риск, что вернут «в свинцовом гробу». Они так приспособились к жизни, что исполнение общепринятых ритуалов считали необходимостью. Хотя на самом деле все уже понимали. Когда приходит смена власти, всегда усталое большинство встречает новое будущее с воодушевлением, и это не лицемерно.
На это молчаливое понимание опиралась оппозиция, отвергнув на корню общепринятые идеи и мнения. Вдруг оглядывалась вокруг и начинала удивляться: надо же, оказывается, какой пошел народ! Современник – уже не мудрый дед-всевед на баштане, а человек с интеллектом и высокой культурой.
Его деятельность называли «скандальной», связывали со спецслужбами (как-то составе правозащитной делегации встречался на приеме у ФСБ), с ЦРУ (работал год в миссии в Нью-Йорке). И, наконец, что в свою команду принимает только тех, кто «не нарушает его зону комфортности» и под его влиянием.
Он отвечал врагам тем же, заранее раскладывая характеры людей по полочкам, не подозревая, что это узость взгляда – классифицировать такого же сложного человека, как ты.
Его от греха подальше направили инженером-исследователем дальше некуда – в космос. Говорили, по протекции высокопоставленных либералов – друзей отца.
А теперь вообразите состояние Марка, потерявшего не только семью, но даже причину ненависти. Сейчас в нашем положении трудно было сознавать, что была власть, и борьба против нее, и все это привычное, почти родное, исчезло.
____
Только вечный искатель Павел Отшельник стойко пережил трагедию на Земле, и вел себя так, как будто не заметил, какое нынче тысячелетье на дворе. Всю жизнь он не замечал внешнего существования, жил одной идеей – писал книгу, обращенную ко всем народам: "The last utopia to become a reality" («Последняя утопия, которая превратится в реальность»). Окружил себя сплошными полками книг, большинство которых было в закладках и подчеркиваниях. Его опекала старенькая мать.
Взор Паши был обращен, наверно, на ту же первозданную зарю, за которой ему тоже чудилось начало нового человеческого рода, лишенного горестей и бед старого тупикового мира.
____
Михеев вздохнул:
– Надо найти баб, ведь кто-то из них остался? Без них нельзя.
Он давно пережил физический ужас происшедшего на земле, исчезновение семьи, что, на удивление, оказалось не так тяжело, как у других. Чувствовал в себе только неиссякаемое любопытство, в удивлении разевал рот на окружающее. В его любопытстве было что-то детское, открывающее известное взрослым, как у «солнечного мальчика». Святая простота.
Естественная легкость приятия существующего в нем сформировалось с детства, в рабочей семье, и во дворах Якиманки, где у детворы была, как у взрослых, общая гордость за наши победы над врагами.
Оборванцем маленький Матвей бегал с такими же пацанами в своем дворе, на улицах, избывая свои отроческие страсти и отчаяния. Взирал на старших со страхом или восхищением, не различая в них отдельных людей, как древние люди, видел мир слитным. В этой слитности различался лишь могущественный, как рок, увлекающий куда-то поток власти, и он вилял, удачливо спасаясь в рискованных ситуациях, с вялой целью утвердиться.