Аракава сжал зубы и два раза кивнул.
– Я все понимаю, Алексайос, – медленно проговорил он. – Но все должно закончиться. Так или иначе.
Алекс побледнел. Ему было понятно, к чему клонит сосед.
– Подумайте о Юкичо, – взмолился он. – Она еще совсем ребенок. Если с вами обоими что-то случится…
– Человек и не должен расти на плоту родительской опеки, – отрезал японец в ответ. – Иначе никогда не научится плавать сам. Она справится. Даже панацины не смогли причинить ей вреда.
Окружающая безмолвность давила. Здесь не было стрекотания цикад и сверчков, не было завывания ветра и лая собак – кромешная тишина царила в городе по ночам. Поэтому и невозможно было в поздний час встретить кого-либо на улице или даже во дворе – каждый житель хорошо был знаком с этим беззвучием и спешил укрыться от него в своем доме. Но этой ночью все было не так. Напряжение последних месяцев лишало сна всех непривитых, поэтому они все чаще покидали жилища во мраке и бесцельно бродили там и тут, пытаясь успокоиться и вымотаться, чтобы лечь в кровать и мгновенно отключиться. Вот и сейчас краем глаза Алекс видел вдалеке едва различимые в сумраке силуэты других полуночников.
Седзо докуривал уже третью сигарету и преспокойно рассматривал звезды. Уже минут пять прошло с тех пор, как последнее слово сорвалось с губ японца. Его собеседник так и не мог придумать, что сказать еще. Аманатидис понимал, что сосед не уйдет первым, но уйти самому прямо сейчас было неловко. Какую-то фразу он должен был бросить напоследок.
Но, так ничего и не придумав, он побрел домой, кивнув Седзо на прощание.
Утром Алекс быстро оделся, поел, поцеловал Линду и поспешил во двор, намереваясь перехватить чету Аракава до того, как они отправятся на митинг, и любыми правдами и неправдами отговорить их от этой затеи. Предчувствие было настолько нехорошим и сильным, что невозможно было игнорировать его.
Несмотря на ранний час, на площадке перед домом соседей во всю резвилась юная Юкичо, прыгая по разложенному на дорожке из дома пластиковому коврику. В местах, куда ступала нога девочки, коврик подсвечивался яркими цветами. Присмотревшись, Алекс понял, что все наоборот – ребенок наступал на светящиеся участки. Не зря весь мир смотрел на японские технологии с таким восхищением и непониманием – даже детские игрушки у них выходили каким-то фантастическими.
– Привет, Юкичо! – позвал Алекс девочку и помахал рукой.
– Здравствуйте, Алексайос! – ответила девочка на чистом вавилоне – новообразованном языке межпланетного общения. Линду всегда забавляло, как юная Аракава пыталась отучиться от добавления к именам японских суффиксов вежливости при разговоре на другом языке.
– Скажи, а твои родители дома? – почему-то начальник охраны чувствовал, что уже знает ответ.
– Нет, они ушли очень рано, – ответила Юкичо и улыбнулась. Все это время она не переставала прыгать, а ее хвостики забавно подпрыгивали вместе с ней.
– Понятно, – Алекс улыбнулся в ответ и направился к дороге – скоро должен был прибыть его автобус. – Не скучай!
Девочка утвердительно хмыкнула в ответ и продолжила свое занятие.
Юкичо была еще одной загадкой Пустоши-14. Слухи о ней ходили повсюду, многие люди искали встречи с ней, чему успешно препятствовали ее родители. Интерес был неслучаен – она была единственным человеком, сохранившим свой облик после получения вакцины. Панацины излечили девочку от астмы, но не изменили ее, что не находило никаких разумных объяснений. Специалисты сходились на том, что все дело в переходном возрасте ребенка, активном взрослении организма, но серьезных исследований никто не проводил, хотя казалось логичным изучить этот феномен. Поговаривали, что Седзо приложил немало усилий, чтобы оградить дочь от участи лабораторной мыши, но и это были лишь слухи.
Никто не говорил этого вслух, но в глубине души каждый считал, что в девочке хранится секрет борьбы с мутациями. Из-за этого Линда сильно переживала за Юкичо – как бы кто не выкрал девочку и не сделал ей больно.
Водитель автобуса – хотя на самом деле это был не автобус, а небронированный военный транспортер – был сильно взволнован. Поздоровавшись с Алексом, он вскользь упомянул, что сегодня будет очень длинный денек.
– В каком смысле? – не понял Аманатидис.
– Сегодня на митинг собираются даже из дальних районов, – пояснил водитель. – А еще яйцеголовые сегодня что-то запускают. Все на нервах.
– Запускают? – Алекс подумал, что ослышался. – Запускают что? Что тут запустишь-то?
– Да я-то не знаю, – последовал ответ. – Двое из ученых – с высоким допуском, между прочим – вчера шушукались. Прям как ошпаренные. Услышал я краем уха «отпустим» или «запустим». Но «запустим» как-то понятнее, кажется.