Пуаро суховато кашлянул:
– Я думаю, вы спешите с благодарностями.
– Я только упомянул, что наше любопытство удовлетворено, теперь известна истина в инциденте с мячом Боба. А все остальное уже несложно.
– Не так просто, как вы думаете. Есть одна вещь, на вид совсем незначительная… – произнес сыщик.
– И что же это? – спросил я скептически.
– На верхней ступеньке лестницы вбит гвоздь.
Я в изумлении уставился на Пуаро, но лицо друга было непроницаемо.
– А почему бы ему там не быть?
– Вопрос в том, Гастингс: зачем он там?
– Откуда я знаю? По какой-то хозяйственной надобности, возможно. Разве это так важно?
– Конечно. По-моему, нет никаких причин для вбивания гвоздя на ступеньке лестницы. А кроме того, он был старательно замазан, будто нет ничего.
– Что же вас так взволновало? Есть какая-нибудь догадка, Пуаро?
– Очень легко можно объяснить. Положим, кто-то хотел протянуть шнур на верхней ступеньке на уровне ног, тогда этот некто привязал бы его к балюстраде с одной стороны, а с другой – нужно было что-то вроде гвоздя…
– Пуаро, это все ваши выдумки!
– Я просто воспроизвожу случай с мячом Боба. Хотите послушать мои соображения?
– Расскажите, пожалуйста.
– Вот они. Кто-то заметил привычку Боба оставлять мяч на верху лестницы, что могло привести к несчастному случаю. Если бы вы хотели кого-то убить, Гастингс, как бы поступили?
– Я? Ну, не знаю. Наверное, подготовил бы какое-нибудь алиби сначала.
– Конечно, дело трудное и опасное, да еще если вы не хладнокровный убийца. Разве не придет вам в голову мысль, что самое легкое – это изобразить все как несчастный случай? Происшествия бывают часто, а иногда, Гастингс, можно этому помочь. – Пуаро остановился на минутку, а потом продолжал:
– Думаю, что собачья игрушка, забытая на лестнице, подала убийце мысль. Мисс Арунделл имела привычку выходить по ночам из комнаты и бродить по дому, а зрение уже было неважным, она могла споткнуться обо что-нибудь и упасть. Так и случилось Протянуть крепкий тонкий шнур – неплохая идея. Когда же на шум прибежала компаньонка, возникло естественное объяснение: мяч Боба виноват в случившемся.
– Как это ужасно! – воскликнул я.
– Однако злоумышленнику не повезло – мисс Арунделл отделалась легкими ушибами, а вполне могла сломать шею. Но старая леди была умна и наблюдательна. Все утверждали, будто она поскользнулась, наступив на мяч. Она же заподозрила неладное. Ей показалось, что она вовсе не поскользнулась. И вдобавок, по-видимому, вспомнила, что вечером накануне собственноручно положила мяч на обычное место, в ящик. После этого собака выбежала и не возвращалась домой. Значит, не Боб оставил мяч на верху лестницы.
– Все это догадки, Пуаро, – заметил я. Мой друг возразил:
– Не совсем, Гастингс, есть подтверждение этому, сделанное, правда, в бреду перед смертью самой мисс Арунделл. Помните, что-то о мяче Боба… А тогда, выздоравливая, она стала размышлять, и подозрения ее окрепли. Правда, они были довольно неопределенны, но все-таки были. Например, она писала мне: «Со времени несчастного случая с мячом, собаки я не знаю покоя». Есть еще одно. Мисс Лоусон очень волновалась, что Боб отсутствовал всю ночь, и не хотела, чтобы хозяйка знала об этом.
– Думаете, что она…
– Считаю, что сам факт должен быть тщательно изучен.
– Соображения интересны как психологический опыт. Вообще, я снимаю перед вами шляпу. Но как жаль, что старушка умерла.
– Да, жаль, она написала, что кто-то попытался убить ее – это читалось между строк, – и через короткое время умерла.
– Сообщение о том, но мисс умерла естественной смертью, наверное, разочаровало вас?
Пуаро пожал плечами.
– Не думаете ли вы, что она была отравлена? – спросил я с иронией.
Пуаро, как ни странно, промолчал.
– Наверное, мисс Арунделл умерла все-таки своей смертью. И мы вернемся в Лондон несолоно хлебавши.
– Извините, дружище, но в Лондон мы не поедем.
– Что это значит, Пуаро?! – закричал я.
– Здесь явное убийство, а убийца не найден. Необходимо следовать за ним или за ней, как случится.
И он резко повернул к калитке.
– Вы куда, Пуаро?
– На поиски, мой друг, в дом к доктору Грейнджеру, который навещал мисс Арунделл в последние дни…
Доктор оказался человеком лет шестидесяти, с худым костлявым лицом, выступающим вперед подбородком. Его серые глаза проницательно глядели на нас из-под густых бровей.