— Как пойдет, — отрезал он, доставая из сумки тот самый бутылёк со смолой и щедро размазывая его содержимое по острию своего меча.
Внезапно призрак заговорил. Её глубокий, чуть шипящий голос, казалось проникал в самые глубины сознания. Звучал прямо внутри головы.
— Ненависть. Страх. Презрение. Опять, — видение не разжимало губ, но, тем не менее, его слова с лёгкостью заглушали крики, доносившиеся с улицы, — Люди всегда были больны этим. И всегда это вело их только к одному. К истреблению друг друга.
Все молчали, не решаясь ей перечить. Никому не хотелось попасть под гнев обезумевшего призрака.
— С тех пор, как меня сожгли, тут ничего не изменилось. Вы до сих пор убиваете друг-друга по надуманным предлогам. В чём провинились те женщины, которых вы отправили в лес? Вы обвинили их в собственных бедах и пороках. Выместили на них глупую, бессмысленную жестокость, так же, как выместили когда-то на мне. А теперь, когда ненавидеть больше некого, вы режете друг друга.
Она замолчала. И вновь стало слышно, как люди на улице вопили от боли и ужаса. К крикам примешивался треск горящих, обрушающихся брёвен, глухое рычание голодных тварей и гортанные завывания кого-то ещё.
— Я прекращу это, — вновь продолжил призрак, — Я избавлю вас от ненависти, вражды и страха. Вы все переродитесь заново. Все кроме одного. Да, среди вас есть один достойный человек, — она указала пальцем прямо на капитана, — Ты. Ты можешь уйти. Мои дети тебя не тронут. Остальные же останутся со мной.
Капитан криво ухмыльнулся, кивнул мне, затем Вернону, и заметно сгорбившись и хромая вышел вперёд. До нас с лекарем дошло, что он собирается сейчас сделать. И от этого понимания в горле невольно встал ком, а в уголках глаз появились слёзы.
— Я не дам тебе их убить, — тихим, но твердым голосом сказал он, — Не позволю.
— Разве ты не видишь, что их уже не спасти? — на лице призрака появилось изумление, — Они ведь и без меня друг-друга прекрасно перебьют. Я лишь хочу даровать им новую жизнь. Без ненависти. Наполненную смыслом.
— Это не тебе решать, — сплюнул Беррен делая два шага вперёд и выставляя перед собой меч, — Не иномирному отродью судить человека. Я не дам тебе их убить.
— Ну что ж, если ты сам того…
— Генри, давай! — рявкнул Беррен и рванулся вперёд. Я сосредоточил взгляд на призраке, представляя внутри него маленький, фиолетово-белый огонёк. И щёлкнул пальцами.
Первое мгновение ничего не происходило. Затем чудовище взвыло ухватившись за грудь. Голову прострелила острая, почти нестерпимая боль. Мир покачнулся. Перед глазами поплыли цветные круги.
Уже падая, я заметил, как дверь за спиной призрака распахнулась и внутрь ратуши ворвался один из трупоедов. Он попытался отбросить капитана назад. Но не успел. Смазанный серебянной смолой меч пронзил бесплотную грудь. Вокруг лезвия постепенно начало расползаться фиолетово-белое пламя. Призрак раскинул бледные, когтистые руки в стороны, а в следующее мгновение обнял ими капитана. Тот не произнёс ни звука. Лишь начал медленно оседать на землю, утягивая за собой меч и разрезая тварь на две равные части.
Капитан старел. Усыхал. Жизнь неторопливо, капля за каплей утекала из него. Он словно проживал десятки лет за считанные секунды. Но вместе с тем всё сильнее полыхала и тварь.
Внутрь ратуши ворвались ещё несколько трупоедов. Хлопнули арбалетные тетивы, и в их синюшно-серых шкурах появился десяток болтов. Две твари упали на пол, дёргаясь в предсмертных конвульсиях, а две оставшиеся кинулись на строй.
Я закрыл глаза. Закрыл и стал ожидать неминуемой развязки. Сил бороться за свою жизнь уже попросту не осталось. Я, как и капитан, медленно, но верно умирал. Только он — от прикосновения призрака, а я — от магического истощения.
Внезапно, что-то схватило меня за шиворот и рвануло вверх. Над самым ухом раздалось рычание Вернона:
— Вставай мать твою! Ты что, подыхать тут собрался! Пошли, надо выбираться!
На ответ сил тоже не оставалось. Разве что на — открыть глаза и обвести комнату мутным взглядом. Увидеть, как исчезают капитан и призрак во вспышке яркого фиолетово-белого пламени. Как трупоеды несколькими ловкими ударами раскидывают строй ополчения. Как одна из тварей вгрызается в горло побелевшего от ужаса барона.
А затем мы каким-то странным образом оказались на залитой заревом пожара улице. Повсюду лежали трупы. Некоторые люди были растерзаны на куски. Несколько тварей вяло копошились, выгрызая из них внутренности. В воздух пах гарью, кровью и сладковато-тошнотворным смрадом трупной гнили. От этого запаха меня чуть не вывернуло наизнанку.