— Нет! — вздохнул я. Я чувствовал в себе слабость и просто не мог объяснить, почему это не было дракой. Это было побоище, унизительное избиение. Скотское отношение. Мишка был двенадцатилетним пареньком с синдромом Дауна, а Русен был санитаром со стрижкой футболиста, агрессивным и приблатненным деревенским верзилой. Какая же это была драка?
— Ты разве не понимаешь, что если не следить за порядком, то наша психиатрическая клиника, Калинчик, превратится… в настоящий сумасшедший дом… будет, как в средневековье…
— Да, но и тогда был порядок, была, к примеру, инквизиция. — Я начал пререкаться, и мне тут же стало противно. Я хотел возвыситься в праведном гневе, хотел молчать и порицать своим молчанием, но не смог удержаться.
— Послушай, как врач ты должен соблюдать дисциплину. Должен владеть ситуацией. Санитары справятся с отделением, они это умеют. А ты же не учился на санитара. Ты же на врача учился, правда? — заведующая стала почти багровой. — Не заставляй меня думать, что ты ниже того уровня, — Карастоянова сделала паузу, — на который я тебя поставила.
— Хорошо, ладно! — слабо, сдаваясь, проронил я. Мне было противно, но в общем-то все равно.
— Не вмешивайся в конфликты! Занимайся своей врачебной практикой! Без санитаров наступит хаос. А они… они хорошие… Они на нашей стороне, Калин, разве ты не видишь, как они стараются? Разве не видишь, что эти люди работают за жалкие гроши. Они же здесь живут… живут проблемами больных. Что тебе известно? Почему ты не хочешь попробовать находиться рядом с больными 24 часа в сутки? А, легко рассуждать, — Карастоянова по-настоящему разозлилась. — Лучше не придумаешь: стоишь себе в стороне, рук не пачкаешь, а только знай себе, делаешь замечания! Да еще какие! Угрожать, что ты их перебьешь всех до единого! — (в этом месте я улыбнулся а она посмотрела на меня с театральной строгостью). — Так что вот так. Непросто справляться с любой ситуацией: этот описался, этот обделался…. А больные — не ангелы, обворовывают друг друга, не хотят принимать лекарства. Как бы ты поступил, если бы все время находился внутри отделения? Будешь их по головке гладить и умолять? Ты же служил в армии? Вот и тут то же: чтобы был порядок, нужна жесткая рука.
И доктор Карастоянова снова закурила, она так разгорячилась, что ее лицо пульсировало от прихлынувшей крови. Ей следовало бы стать Монсеррат Кабалье, — сказал я себе, находясь во власти грустного чувства. Как будто весь наш разговор был проведен напрасно, или как будто его вообще не было. Доктор, разумеется, была права. Санитары справлялись с Безумием. А я за ним наблюдал. Врачи, общество, все только и знали, что за ним наблюдали, цокали языками и укоризненно о нем рассуждали. А санитары хватали его за шиворот, тащили по коридорам и с дружелюбной угрозой раздавали лекарства — прямо в слюнявые рты. Санитары с ним справлялись.
— Да, все так! Пойду поменяю своим пациентам схему лечения, — смиренно сказал я и вышел.
Клеймо
— …Мы организуем большую выставку творчества больных… — услышал я голос Ив, и она вошла в мой кабинет. В дверях она разговаривала с кем-то из сестер мужского отделения, они наверняка обсуждали программу приближающегося новогоднего праздника. Я налил водки из своих служебных запасов в два стакана.
И в голову мне лезли всякие сюжеты из болгарского кинематографа семидесятых, в которых были показаны точно такие же, вступающие в фазу среднего возраста, подчеркнуто реалистичные герои, которых раздирали самые разные глубокие, но не совсем разрешимые противоречия (в этом месте я догадываюсь, что читателю помоложе просто не понять моей иронии, так что специально для него поясню, что при социализме неразрешимых противоречий просто не было). Так вот, такие герои сидели в разных учреждениях, запирались по всяким кабинетам и канцеляриям, пили коньяк и водку со своими возлюбленными и обсуждали житейские проблемы. Было что-то ужасно противное и безнадежное во всех этих социалистических фильмах времен Застоя.
Мне не хотелось походить на героев этих производственных драм. Всяких там врачей из фильмов типа «Адаптации»[18]. Самодовольных в своей мудрости и явно примирившихся с безнадежностью.
Вот почему, не дожидаясь Ив, я сначала схватил один стакан и опрокинул его содержимое себе в горло, а за ним и содержимое второго стакана. Мне стало приятно. Потому что в этих тупых психологических фильмах из прошлого так никто не пил. Все пили медленно, торжественно и мудро. Как впитывающие жидкость тряпки. А я выпил сто граммов водки, как свирепый пакостник. Потом громко рассмеялся и выпустил по крайней мере три литра воздуха из легких, чтобы успокоить горящую глотку. Мне было хорошо. Новый год был все ближе и ближе, а я рушил свою жизнь. И именно в этот момент мне было на это плевать.
18
«Адаптация» (1981) — известный художественный фильм болгарского режиссера В. Радева, в основе фабулы которого лежит история шести шизофреников, проходящих лечение в группе психотерапии. Каждый из них должен рассказать о своих страхах, чтобы их осознать и преодолеть.