Он без всякой просьбы со стороны чекиста разматывал теперь перед ним клубок своих похождений. Он рассказал ему все о своей жизни, о трудах и надеждах, о том, как собирался он спасать Омск, о том, как достиг невидимости и, наконец, о том, как утратил ее. В общем он говорил почти то же самое, о чем рассказывал когда-то Елене, но на этот раз так широко, с таким энтузиазмом и огнем, что следователь время от времени встряхивал головой, по-видимому, ловя себя на том, что начинает заслушиваться и даже верить этому субъекту.
Следователя поразило на сей раз столь небывалое действие кокаина на способность человека к вранью, и он несколько раз пытался вставить вопрос, но Ферапонт Иванович совершенно не давал ему этой возможности. Он говорил и говорил без конца, время от времени вынюхивая новую щепотку кокаина. Вся грудь его рваного пиджака усыпана была порошком.
Наконец, следователь поймал удобный момент и спросил его, не скрывая насмешки:
— Значит, вы утрапиш вашу невидимость, потому что слишком предавались разврату?
— Да, — совершенно серьезным тоном ответил Капустин. — Я безумно расточил энергию, лежащую в основе всех психических процессов. Я сделался невидимкой, я нарушил все социальные запреты и этим самым подписал себе смертный приговор. Скрученная пружина, если она размотается до конца, перестает быть двигателем, пока снова не скрутят ее.
— Так, не потому ли вы просили у меня длительного отдыха? Признавайтесь! — сказал следователь, многозначительно подмигнув ему.
— Да. Я рассчитывал на это, — словно не замечая иронии, ответил Ферапонт Иванович. — Половая энергия, — продолжал он, —пружина всего организма. Половые импульсы — перводвигатель всей психики человека. Волевой акт в самой сути своей пронизан половой тенденцией. Творческая фантазия любого гениального человека живет исключительно богатствами подсознания, содержание которого определяет половая доминанта. Горе опустошившему свое подсознание!..
Ферапонт Иванович взял еще щепотку кокаина.
Чекист с тревогой посматривал на него. Он давно уже решил, что данные сегодняшнего допроса пропали. Воспользовавшись тем, что Ферапонт Иванович, увлеченный своей речью, забыл обо всем, он незаметно взял у него кокаин и спрятал в нижний ящик стола.
Он нагнулся на одну только минутку, а когда разогнулся и посмотрел в сторону Ферапонта Ивановича, того уже не было.
Перед следователем было пустое кресло.
— К двери! — крикнул следователь красноармейцам и сам, выскочив из-за стола, подбежал к двери, закрыл ее на ключ, а ключ положил в карман.
Потом он вернулся к столу, взял телефонную трубку и вызвал коменданта.
— Восемь человек, сюда, ко мне! — сказал он в трубку. — Что? Ну, конечно!..
Минуты через две тяжелый топот множества ног послышался возле двери. Следователь приоткрыл дверь и одного по одному стал впускать красноармейцев, загородив руками дверь, так что они подлазили, сильно нагибаясь.
Он быстро захлопнул дверь за последним красноармейцем и снова закрыл ее на ключ.
— Плечом к плечу, от стены до стены! Щупай штыками воздух! — крикнул он красноармейцам.
Те выстроились с ружьями наперевес.
— Начинай! — скомандовал следователь. — Не пропустить ни одного места!
Цепь двинулась, растянувшись через всю комнату. Правый фланг дошел до противоположной стены. Тогда следователь направил красноармейцев так, чтобы они загоняли невидимого в один из углов.
Через минуту оставался «непрощупанным» один только угол. Кто-то из красноармейцев слегка ткнул штыком.
— Брось! — послышался голос невидимого. — Ты мне живот распорешь!
Винтовка тряслась в руках красноармейца.
Следователь бросился в угол, где прижат был Ферапонт Иванович. Еще через минуту невидимый сидел в кресле, привязанный к нему ремнями красноармейцев. Следователь возобновил допрос.
— Скажите, — было первым его вопросом, — как эта чертовщина случилась?!..
— Благодаря кокаину, — ответил невидимый. — Он парализовал тормозящие корковые центры в моем мозгу и вообще сыграл роль кнута для моего организма и психики. Временно он возвратил мне прежнюю силу, и вы стали жертвой отрицательной галлюцинации.
— Так, значит, вы это сделали нарочно — кокаина-то у меня попросили?
— Да. Я рассчитывал на это. Только я дурак, — мрачно сказал Ферапонт Иванович, — мне нужно было это сделать потом, когда бы меня увели.