Спрэг де Камп
Безумный мир
БЕЗУМНЫЙ МИР[1]
Глава 1
Луна вырвалась на свободу из темницы облаков. Окруженная их клочьями, она напоминала лодку, плывущую сквозь топкие болота. «Неудивительно, что в мифах гавайцев и ассирийцев, таких разных и далеких друг от друга народов, Луна считалась небесным кораблем.» — подумал Фред Барбер.
Ночь выдалась теплой. Сидевший рядом мистер Гертон закашлялся, сплюнул куда-то в заросли шиповника и потянулся к дверному косяку, чтобы выбить пепел из трубки. Несколько последних живых искр красными огоньками закружились в темноте, прежде чем погаснуть.
— Да, было времечко, — заметил мистер Гертон, — когда я бы сказал, что это выглядит красиво. А нынче только и думаешь, как бы эти проклятые фрицы не свалились на наши головы.
Словно доказывая, что есть в мире вещи гораздо важнее, нежели «фрицы», из дома донесся женский голос:
— Супчик готов.
Фред раздавил свой окурок и шагнул к двери. Обернувшись, он поймал краем взгляда явно чужеродное мерцание в небе, залитом лунным светом. Пристально всмотрелся и тяжело вздохнул, увидев темно-багровые пятна, вспыхивающие друг за другом над ночным горизонтом.
— Лидс зацепило, — как-то подчеркнуто спокойно заметил мистер Гертон.
Они стояли и смотрели вдаль, пока до них не долетел унылый отзвук взрывов — бум, бум, бурурумм, — прокатившийся вдоль долины Эйра. Только тогда мистер Гертон открыл дверь, словно этот гул освободил его от чар.
Сзади продолжало грохотать. Гертон отодвинул занавеску светомаскировки и вошел в прихожую, освещенную скудной полоской света из гостиной. Впустив Барбера, он подоткнул ткань.
— Утопят в крови этот прекрасный мир, черти, — пробормотал он.
Миссис Гертон — женщина с худым лицом, завязанными в пучок волосами и нервно трясущимися руками, — встретила их в дверях гостиной.
— Тише, Джок, не забывай, сегодня канун Святого Иоанна, — напомнила она. — Говорят, можно испортить ребенку всю жизнь, коли припутаешь нечистую силу.
Она улыбнулась, посмотрев на Барбера, но, судя по ее интонации и тому, как она оправила свой передник, говорила она серьезно.
Гертон кисло улыбнулся в ответ.
— Нет, старушка моя, — вздохнул он с терпением человека, давно привыкшего к спорам. — Это все глупые предрассудки. Что бы сказал на это викарий? — он вновь вздохнул. — Те вспышки, которые мы видели, отнюдь не волшебные огни.
Бум. Бумбум. Бум.
— До Брэтфорда добрались, — заметил мистер Гертон.
А потом он начал по обыкновению ворчать. Он бормотал о том, почему эти чертовые войны не могут оставить его в покое; о том, что ему с лихвой уже одной войны хватило…
Выслушивая это каждый вечер, Барбер начинал жалеть, что не уехал в Шотландию, как планировал, а позволил юному Личу уговорить его до полного выздоровления остаться здесь, в этом частном йоркширском пансионе: «Я знаю, вам здесь будет лучше». Черт бы побрал этого Лича и его набитую благими намерениями задницу! Все эти внушающие доверие благодетели только и умеют, что создавать реальные проблемы, пусть даже и не злонамеренно. Взять того же Чемберлена…
Мистер Гертон звякнул ножом о тарелку и посмотрел на часы. Они показывали без четверти одиннадцать.
БУ-У-УМ!
Зазвенела посуда.
От гренок с маленькими тощенькими сардинками пикантно пахло луком, которым они были обильно сдобрены.
— Я положила вам побольше зелени, мистер Барбер, — заметила госпожа Гертон.
— Премного благодарен, — ответил он.
Мистер Гертон схватил свой ломтик поджаренного хлеба, прижав сардинку длинными, узловатыми, почерневшими от мазута пальцами, и быстро отправил в рот, не дожидаясь, пока с тоста упадет хотя бы перышко лука.
«От лука лукавят», — всплыло вдруг в голове Барбера.
Его разум казался разделенным надвое. Одна часть сознания вызывая тревогу, отчаянно вращалась вокруг большой черной дыры, которую представляла собой война и все остальное, что из этого вытекало. С другой стороны, Барбер пытался отвлечь себя вопросом, почему Лука считался более острым на язык, чем другие евангелисты. Почему Лука-вят? Почему не Матфей-вят? Не Иоанн-вят, не Марк-вят? Почему именно так говорят, если на то пошло? Почему не Адольф-вят, которому слово «лукавый» подходило больше всего, гореть бы ему в аду…
Буум! Бу-у-у-ум!