– У кого-нибудь есть панадол? – спрашивает она.
Все молчат. Ни у кого нет никаких лекарств.
– Я знаю, что Ларки хочет убить Иги, – постонав, продолжает хозяйка. – Потому что дом – подарок Иги на день рождения. Ларки хочет убить его, потому что мой сын Иги единственный, кто борется за меня. Да, Ларки и Прейз. Они оба хотят меня убить. – Она слабо улыбается. – Если бы не последний, кто появился на свет, я была бы как дворняга, как нелюбимая собака, которую все пинают из-за тех двоих, кто появились первыми. Да, дом – подарок Иги на день рождения. Мой Иги. Если мое имущество перейдет Иги, я его сохраню, а не брошу на ветер другой женщине.
– Ужас. Как все плохо. – Берта как никогда спокойна. – Эй, вы уверены, что ни у кого нет панадола?
Женщина Шайна, новая, с незнакомым лицом, осторожно проходит по коридору и, наблюдая, останавливается в дверях гостиной. Никто не обращает на нее внимания. Явно желая, чтобы ее не заметили, она на цыпочках крадется через веранду к выходу.
Вы с соседками не смотрите друг на друга. Ты делаешь несколько глубоких вдохов, с дрожью выдыхаешь и чувствуешь, что ты – мир, он пуст, и вы втроем падаете в него.
– Потом она опять запела эту песню, – говоришь ты Кристине. – Ту, которую всегда поет о Царе Иисусе.
– Ты врала и продолжаешь врать, – тихо отвечает Кристина. – Когда такое происходит, всегда шумно.
Вы идете под жакарандами. Луна поднялась выше, мягкий ветер стал прохладнее. Кристина спихивает тебя с гравия, где он шуршит под ногами, на траву. Впереди, на дороге, ведущей в город, горят уличные фонари.
– Я знаю, почему ты не хочешь сказать, что что-то знала, – опять начинает Кристина. – Потому что это чересчур. Ты спрашиваешь, как женщина может быть такой? Ответить ты не можешь и поэтому утверждаешь, что она не такая. – Она громко вздыхает и со злостью продолжает: – Игнор! Его мать все дудела в свою дуду, закрывая глаза на то, чем он занимается. Даже и теперь моя тетя не знает про болезнь у нее в матке, пожирающую ее изнутри. – Она заметно раздражена.
Твоя кровь остается холодной, пока ты не задаешься вопросом, где будешь жить, если Май Маньянга умрет, прежде чем найдется другое жилье.
– Страх, – продолжает Кристина. – Он захватил их всех. Теперь вот Игнор украл наследство у остальных. И когда он начал хвастаться своим подарком на день рождения, Ларки подошел и ударил его. А тетя вскочила и сказала Ларки: «Если хочешь кого-нибудь убить, убей меня, а не моего сына». Тогда у Ларки распахнулись двери и в них вылетела память о себе. Он схватил нож для мяса и прыгнул на Игнора. А Игнор побежал и спрятался за мать.
Ты сворачиваешь на Ломагунди-роуд, радуясь, что скоро вы будете в автобусе, где невозможно продолжать такой разговор.
– Видали мы такое, – говорит твоя спутница. – Во время борьбы за освобождение. Только тогда в кустах, теперь в домах. И по-прежнему все молчат. Просто говорят, вот, мол, случилось, или даже, ничего не случилось, а потом плюют… Как бы то ни было, поэтому я и приехала, – тихо продолжает она. – Я вернулась домой, просто жила, делая вид, что веду такую же жизнь, как любая другая, потом меня позвали и сказали: «Поезжай посмотри, что там с твоей тетей. Ее сыновья знают, что ты за женщина». – Кристина издает странные звуки, что-то между смехом и кашлем. – Эта война была просто безумием. Может, они думали, что я лучше других смогу уладить дела здесь, в Хараре, потому что много чего повидала.
Вы подходите к автобусной остановке и садитесь на скамейку. Тебя начинает колотить. Ты опять встаешь, потому что сидеть труднее, чем стоять.
– Я не хотела ехать, – мотает головой Кристина, – потому что не хочу вмешиваться. Моя тетя вышла замуж за своего мужа, когда была молодой женщиной. И вот до чего дошло. У нас, похоже, всегда будет кровь. Не знаю, только ли в моей семье.
Первые автобусы – так поздно они ходят с большими интервалами – проезжают мимо, потому что набиты битком. Когда ты возвращаешься к скамейке, Кристина с презрением рассказывает о том, что вообще-то тебя не касается.
Муж хозяйки переехал в Хараре из Масвинго. До того ВаМаньянга работал помощником на заправке у белого человека по фамилии Пикок. После Независимости Пикок уехал в Новую Зеландию, передав ВаМаньянге заправку и все ее движимое имущество. И вот в результате сомнительного соглашения с национальной компанией, занимавшейся междугородними перевозками, которое подразумевало махинации со скидками на топливо, акциями и выходными пособиями, был уволен один младший менеджер. ВаМаньянга предложил себя на это место и получил его, продолжая собственное дело на стороне. Сходным образом он за несколько лет добился места генерального директора компании «Государственные автобусы зимбабвийского народа». Его перевели в столичный головной офис полугосударственной компании, и он, ведая станциями обслуживания, хапнул землю в южных предместьях. Когда Кристина рассказывает о таком попрании всего, за что она сражалась, голос ее сочится презрением. Ты же, узнавая подробности о человеке, который столь ловко продвинулся, так возбуждаешься, что все существо издает тихий стон восхищения.