– Мистер и миссис Чинембири. Родители Элизабет, – представляет директор.
Женщина убирает руку с глаз и показывает на тебя пальцем. К твоему изумлению, этот дрожащий палец испускает тонкий, громкий визг. Когда он умолкает, облегчения не наступает: палец грозно тычет в тебя.
– Ы-ы-ы, и-и-и, – заходится женщина сухим и ломким, как побитый засухой лист, голосом.
– Да, кто бы мог подумать, что мы доживем до таких дней! – Мужчина смотрит на жену, и глаза его наполняются слезами. – А сегодня мы видим, как дни кромсают матерей в куски.
Директор берет шариковую ручку и, схватив ее указательным и большим пальцами, все крутит, крутит.
– Разве мы не страдали? Страдали так, что все могут быть довольны? – восклицает мать Элизабет. – Кому? Кому надо, чтобы люди страдали еще больше? Это все вы, учителя. Это вы говорите: страдайте больше. Вы хотите продемонстрировать моей дочери и мне, что такое страдание, убив ребенка. Най, скажите мне, учительница моей дочери, вы что, кукуруза в поле навоза? Поэтому тут, куда мы каждый день отправляем наших детей, вы взрастаете на навозе, пока нам больно?
– Миссис Чинембири, – останавливает миссис Самайта излияния женщины, лишь усиливающие ее муки, – мать Элизабет, мисс Сигауке. А мистер Чинембири ее отец. Я просила их прийти и обсудить кое-что другое, – продолжает директор. – До того… до того как… произошли последние события.
– Да, – тихо отвечает мистер Чинембири. – Мы знаем, что еще не внесли школьные взносы. Потому что мы из кожи вон лезем, чтобы платить за дом.
– А тут случилось кое-что еще, – заключает миссис Самайта. – Они в любом случае должны были прийти. – Директор откладывает ручку и сообщает супругам: – Амай и Баба Чинембири, это учительница, мисс Сигауке.
– Мы просто хотели с ней встретиться, – подает голос отец. – Может, Элизабет и сделала что-то нехорошее, но она так пострадала, что мы хотели встретиться с учительницей. Я водитель. Рядом со мной повар. Нам нужно как можно скорее вернуться к нашим европейцам в Камфинсу.
Май Чинембири падает, но сознание быстро возвращается к ней, и, крестным знамением отделив себя от тебя, она опять начинает тихонько причитать. Звуки давят на тебя. Ты зажимаешь ей рот рукой. Отец Элизабет не осмеливается до тебя дотронуться. Миссис Самайта, разбрасывая медные кубки по столу, тянется к телефону. Девушки, которые по коридору переходят из класса в класс, взрываются хохотом, ярким, как солнце. Ты прислушиваешься к ним. Потом начинаешь смеяться вместе с ними. Ты слышишь, но не можешь видеть смеющуюся женщину. Только слушаешь клекот, как будто у нее глубоко в гортани сидит гиена.
Часть 2
Ступор
Глава 9
Теперь ты понимаешь. Ты приехала у гиены на спине. Коварная тварь с высоты сбросила тебя на пол-пустыню. Здесь нет ничего, кроме безбрежных стен, начинающихся там, где кончается пол.
Тебя плохо смонтировали. А сейчас вообще размонтировали. Гиена смеется воющим смехом, глядя, как ты рассыпаешься. Она верещит, как обезумевший дух, и пол под тобой распадается.
– Добрый вечер, – говорит гиена.
Ты каменеешь: пол вообще исчезнет? Ты делаешь усилие, чтобы удержать мускулы, чтобы они не растаяли.
– Добрый вечер, – повторяет гиена.
Ты молчишь. Ты не веришь.
Вдруг ты понимаешь, что надо бы ответить иначе. Потому что на полпути сквозь твое молчание слабость разжимает челюсти и проглатывает тебя. Ты обхватываешь руками голову. Подбородок упирается в колени.
Но даже так ты все еще маленькая. Слабость больше. Ты позволяешь себя проглотить.
– Как вы себя чувствуете, Тамбудзай? – продолжает гиена.
Ты не здесь. Ты вообще нигде.
– Тамбудзай, вы должны чувствовать себя лучше. Вы очень долго спали и, наверно, уже можете говорить. Ну же, Тамбудзай, вам должно быть намного лучше.
Ты стараешься не возвращаться. Голос продолжает:
– Вы спали, даже когда мы вас привезли. Но сейчас уже вечер. Остальные ушли. Вы не проголодались после столь долгого сна?
Ты мотаешь головой туда-сюда. Не знаешь, что делать. Может, поблагодарить гиену за ее слова? Ты пытаешься открыть глаза, но тебе удается лишь повращать глазными яблоками. Пытаешься улыбнуться. Язык у тебя заплетается, губы трясутся. Слюна стекает к уху.