Тебя поднимают. Скрежещет металл. Скрипит резина.
Веки расползаются. Ты не можешь сфокусироваться.
Женщина задергивает бледно-зелеными занавесками яркий послеполуденный свет. Шапочка сиделки – зазубренный темный силуэт на фоне солнца.
– Я практикантка. – Она ломает пальцы. Волнение комкает ее речь.
– Практикантка, – повторяешь ты.
Резкий звук ужаса усиливается у тебя в голове. Он проникает слишком глубоко, чтобы можно было вытерпеть. Багровая гиена открывает пасть, и все чувства исчезают.
Практикантка не видит тварь, питающуюся падалью. Она не верит, что ты исчезла.
– Мне надо идти, – сообщает она. – Увидимся позже. Тогда и поговорим.
– Уберите от меня свои грязные лапы! – надрывается голос недалеко от тебя.
Розовый овал ведет тебя по помещению. С одной стороны свет. Свет – это окна. С другой стороны внутрь таращится мир. Мир – это стена. Между ними снуют тени, которые думают, что они люди.
– Вы меня не слышите? – кричит непонятный человек.
Ты испугана. Останавливаешься. Подносишь руку ко рту. Он закрыт.
– Идите дальше. – Санитарка легонько толкает тебя в плечо.
Почувствовав себя лучше, ты идешь.
– Я сказал, уберите от меня свои грязные лапы! – безумствует непонятное создание.
Ты идешь по коридору, за которым, как тебе станет известно позже, отделение геронтологии, его обитатели делят с твоим крылом холл и столовую. Пальцы света обвивают решетки, схватившие высокие узкие окна. Пыль пляшет в колоннах водянистого света. Железные двери зияют в белых оштукатуренных стенах, как ни на что не годные глаза.
– Изолятор, – весело говорит овал. – Там вы были. Разве вы не рады, что вас выпустили?
Ты подходишь к двери.
– Доктор Уинтон, – объявляет твой поводырь, постучав в нее, – ваша пациентка.
Она опять берет тебя за плечо, чтобы провести вперед.
Ты садишься. Стул – жесткая доска на металлической раме, как в классе. Ты не хочешь на нем сидеть. Доктор Уинтон смотрит на то, как ты отказываешься. Что-то подсказывает тебе, что, когда на тебя смотрит белая женщина, нельзя отказываться, и ты садишься.
Доктор наклоняется над фанерным столом и отковыривает кусочек лакового покрытия. Она теребит его указательным и большим пальцами, потом бросает на стол и протягивает тебе руку.
Ты не принимаешь ее.
Она опять садится и задает тебе вопросы. Где ты родилась? В Умтали, отвечаешь ты ей.
– Умтали? – переспрашивает она.
Мутаре, поправляешься ты после паузы. Ты сбита с толку. Какая разница между Мутаре и Умтали? Ты знаешь, что разница есть, но не знаешь, какая и что она означает.
Где ты училась в школе? Разум скользит, вяло соображая, что сказать. Ты слишком устала и обдолбана, чтобы не услышать слова, которые произносишь, поэтому сказать ей значит признаться самой себе, а этого тебе не хочется.
Родилась в бедной семье, рассказываешь ты. С трудом получила образование, выращивала зеленую кукурузу и продавала ее, чтобы остаться в школе, поскольку мать отказалась торговать на рынке для тебя, как делала для брата. Ты ничего такого не произносишь, потому что как можно плохо говорить о матери? Только отягчающее обстоятельство того преступления, что ты родилась тем, кем родилась, и там, где родилась, узаконивающее все обрушившиеся на тебя бедствия. Лучше сосредоточиться на плюсах. Дядя, Бабамукуру, старший брат отца и глава клана, вернулся из Англии и занял должность директора школы недалеко от дома. После смерти брата он отправляет тебя в миссию для дальнейшего обучения.
– Ага. – Доктор ничего не понимает. – Чувство вины. После события, которое воспринимается как жертва. Вы испытываете чувство вины в связи со смертью вашего брата.
Ты перенаправляешь ее зондаж на историю кузины Ньяши, дочери дяди.
– Друг, сестра, – подсказывает доктор.
– Человек, на которого я могла бы равняться, – продолжаешь ты. – Который мог бы мне объяснить многие вещи. Пока она не заболела. Тогда я поняла, что она ничего не знает. Мне не нужна была сестра. У меня их была куча.
– Как она выздоровела? – спрашивает доктор после того, как ты рассказываешь ей о попытке суицида сестры из-за нарушения пищевого поведения.
Ты пожимаешь плечами. Ты не знаешь, как выздоровела кузина, ведь шансов у нее практически не было. В любом случае ты чувствуешь, что доктор пошла не туда. Она должна думать о твоем выздоровлении, а не кузины.
– Ньяша всегда выкрутится, – объясняешь ты. – Она всегда в выигрыше, у нее все лучшее. Даже рождение.