Гришка усиленно закивал:
- Ну-да! Да! Ведь так куда меньше вызываешь подозрений. Никому не придет в голову, что открыто можно носить драгоценности которые тебе не принадлежат. Как раз тот факт, что я не скрываю ценное, и должен обеспечить безопасность переноса казны.
- А зачем ты вместе с такими ценностями полез устраивать диверсию в лаборатории! - Следователь даже приподнял очки, чтобы лучше видеть лицо толстого диверсанта-мальчишки.
Гришка уже сумел справиться с охватившим его волнением и врал далее:
- Поджог лаборатории был моей личной импровизацией. Надоело играть простого мальчика-связного на побегушках, хотелось сделать, что серьезное. А охраны как раз не было бери ваших физиков-ядерщиков голыми руками. Очень большой соблазн! Ведь одно дело что-то взорвать, а другое просто таскать.
Мальчик в камере
Тут следователь понял, что это змееныш его просто разводит, и похоже уже справился с волнением. А значит и, далее будет врать и юлить. В этом случае самый эффективный допрос - болевой. Особенно против таких вот болтунов и хитрецов, они быстро от телесных мук ломаются.
Труднее все расколоть, даже применяя изощренные пытки молчунов. Они и по-доброму не хотят говорить, и на дыбе держаться до конца. Следователь имел не малый опыт пыток, еще до прихода нацистов к власти, не смотря на формальные запреты. И видел что сможет быстро сломать жертву, но... У него неписанное правило, на первом допросе без физических пыток. Кроме того интуиция подсказывала, что мальчишка в общем-то и не шпион вовсе, а вообще черт знает кто. Аномалия... А значит есть над чем и самому дознавателю подумать.
Следователь жестко произнес:
- Я знаю, что ты врешь! И врешь нагло.... Так что я даю тебе время подумать, прежде чем мы приступим к настоящему допросу. В частности пламя очень ласково целует мальчишечьи пяточки, или удары раскаленной проволокой по спине и попе! А также загонять иголки под ноготочки. И нас обширнейший арсенал. Так иди к себе в камеру и хорошенько подумай, выгодно ли тебе и далее сочинять всякую чушь.
Гришка от страха перешел на русский язык:
- Нет, я клянусь Богом и всеми святыми, что не вру!
Следователь, смягчив тон, закончил:
- Отведите его в одиночную камеру. Пускай заодно подумает, как ему правдоподобнее объяснить знание русского языка.
В кабинет дознания вошли массивные гориллоподобные конвоиры. Они подхватили мальчишку под руки и буквально понесли. Хватка была жесткой и Гришка снова заохал.
Коридоры были тюремные, с толстыми стальными запорами, проемы между лестницами перегорожены сетками.
Но в тюремном отсеке тихо, немецкая дисциплина, а может и камеры звуконепроницаемые. Гришке достался "гостиничный номер" с числом тринадцать.
С него сняли наручники и что-то сказали на немецком, легонько подтолкнули. Опять сильно и неприятно пахнуло хлоркой.
Камера впрочем, была довольно приличная, чистая с двумя откидными от стены койками. Пустая... Нужника не было, только откидные как плацкартном вагоне кровати, без постельных принадлежностей. Впрочем, Гришка из кино знал, что КПЗ бывают и хуже. Когда в камере, рассчитанной на десять человек, маринуют полсотни, и стоит в углу зловонная параша без смыва. Тут хоть только хлорки запах....
Гришка прилег на койку, она была деревянная, покрыта каким-то эрзацем с возвышением для головы. И тут пришел страх... Его впереди ожидают пытки... Ведь это изверги из СС.
Потом отчаянная мысль, а может это блеф? Все же пока войны нет, Германия страна цивилизованная и пытать иностранца и тем более ребенка они не решаться. Просто на понт берут как знаменитой американской драме "Клиент". Пугают, грозят, а применить инквизиторские пытки запрещает закон.
Не из сказки
Ночь советские танки и пехота снова ринулись на штурм Зееловых высот. Ночь разрывы мин и снарядов выглядят по-особому ярко и страшно. Многочисленные, их целые тысячи раненные протяжно стонут и вскрикивают. Сами Зеелы кажутся в небе, освещенном вспышками зенитных снарядов и множества трассирующих, зажигательных пулеметных струй, чем-то вроде врат космической преисподней в которой сосредоточены немыслимые по могуществу силы вселенского зла.
Крови пролито много, очень много и босые девичьи ноженьки то и дело прилипают к сворачивающейся багровой жидкости. Жутко и противно.