Отослав ждавшего на лестнице Чернецова к Морозову, Иван Андреевич добрался до своей комнаты и, включив свет, обнаружил на стуле ужин. Холодная белесая гречка без подливки и тарелка щей из кислой капусты, подернутая белой лентой застывшего жира по кромке. Это было очень невкусно, но голод выворачивал желудок. Через силу затолкав все это в себя, Неверов очень захотел пить и уже собирался дойти до кухни, но в дверях появился Чернецов.
– До утра у тебя Сережу забираем, ЧП в первом районе. Мы с Павлом Александровичем уезжаем. Чуть не забыл, вечером заходил Берензон, передал тебе это, – Чернецов протянул Ивану Андреевичу папку с завязанным узлом. – Ты спросить что-то хочешь?
– Мне б попить чего-нибудь.
– Вот тебе от меня прощальный подарок, – достав из внутреннего кармана пальто небольшую бутылочку, сказал Чернецов. – Настоящий армянский.
– Я не пью, мне воды бы.
– А на кухне в чайнике. Я побежал. Может, и не увидимся больше, – с видимым облегчением засунув коньяк обратно, бросил Чернецов и, взмахнув рукой, ушел.
Наверху прогремели тяжелые шаги Морозова; он спустился по лестнице, хлопнула входная дверь. Неверов не смог заставить себя выйти из комнаты, пока не услышал звук отъезжавшей машины. Потом прошел на кухню по темноте и, жадно присосавшись к горлышку чайника, пил чуть теплую кипяченую воду. Дом молчал. Алия не готовила ужин, значит, в штабе ее нет. Морозов и Чернецов уехали с Сергеем. Зоя была далеко от штаба, куда она шла, неясно. Держась рукой за стенку, Иван дошел до своей комнаты, включил свет и выглянул в коридор. Вити на его стуле тоже не было. Лейтенант был в доме один.
Неверов сел на кровать и, с трудом развязав шнурки папки, переданной от Берензона, увидел в ней несколько листов. На первом было написано: «Результаты вскрытия тела начальника отдела снабжения С.В. Опарина». Иван Андреевич быстро пробежал глазами по рукописному тексту. «…Множественные переломы…», «…ушибы внутренних органов…», «…смерть наступила предположительно в результате закрытой черепно-мозговой травмы…». Подпись: Врач И.В. Шеин.
Второй лист той же ручкой и тем же почерком: «Результаты вскрытия тела заместителя начальника отдела снабжения Л.О. Чащина», «…множественные ссадины…», «…разрыв органов…», «…смерть наступила предположительно в результате внутреннего кровотечения…». Подпись: Врач И.В. Шеин.
Третий лист, машинопись с исправлениями карандашом: «Докладная записка начальника транспортного отдела…», «…техническое состояние автомобиля на момент выхода из гаража было отличным, что засвидетельствовал дежурный старший механик…», «…в результате аварии передняя лобовая часть автомобиля «ГАЗ-61» сильно деформирована…», «…автомашина восстановлению не подлежит…», «…прошу списать с баланса…». Подпись начальника, подпись дежурного механика.
Четвертый лист, красным карандашом: «…работник оперативного отдела, прибывший на место происшествия, зафиксировал смерть…», «…предположительно Чащин, находившийся за рулем, не справился с управлением…», «…по словам очевидцев, автомобиль «ГАЗ-61», объезжая выбоину…».
Лист пятый и последний, машинопись: «…отделом хозчасти организованы похороны на лагерном кладбище на участке «Мехзавод»…», «…коллеги покойных по отделу снабжения на предоставленной автомашине…».
Оставалось только все это переписать. Он достал письменные принадлежности из портфеля, положил начатый вчера рапорт на стул и низко склонился над ним, сидя на кровати. Неверов дышал на замерзшую баночку чернил. Два дня пустых разговоров. Старшего лейтенанта за это не дадут. Это расстраивает, но это справедливо. Иван Андреевич почесал щетину на лице, наткнулся на порез на подбородке, подцепил ногтем болячку и почувствовал на пальцах кровь. А, к черту, прикладывая к ранке бумагу, подумал Неверов, будут другие дела, лучше сгинуть в осажденной Москве, чем в этом погребе.
«30 ноября 1941 года мною были проведены беседы с коллегами погибших и очевидцами аварии. Также мне удалось опросить врача, проводившего вскрытие, и сотрудников ГБ, близко знавших покойных. Документы прилагаются. Касаемо автора анонимного письма, послужившего началом расследования, все указывает на то, что им является главный инженер первого района ИТЛ Безымянлаг А. Зимонин. Изучение степени его благонадежности в цели расследования не входило, однако коллеги описывают его как склонного к упадничеству и паникерским настроениям. Считаю целесообразным доложить о его поведении в местный политотдел и поставить за ним пристальный надзор. Не обнаружив состава преступления в гибели С.В. Опарина и Л.О. Чащина, прошу считать дело закрытым».